На первый взгляд она ведет себя как обычно, но я-то знаю, что между ней и Эваном что-то случилось. Ничего не могу поделать, но в каждом взмахе ее кисти мне видятся грусть и страдания разбитого сердца. Так и тянет расспросить. Поверить не могу, что Кэсси до сих пор этого не сделала.
Мы работаем почти в полной тишине. Я покрываю свою тарелку тремя слоями белого, что кажется мне немного нелепым. Когда краска высыхает, я оставляю середину белой, а по краям рисую цветочки. Мина сидит напротив; навалившись локтями на стол, она корпит над пингвинами. Кэсси же пытается скопировать дракона Оливии. Получается так себе.
– Как будто эмбрион рисовал, – ворчит она.
Мина кладет подбородок ей на плечо:
– А мне нравится.
– Еще бы, – улыбается Кэсси.
– Значит, вчера вы были на вечеринке? – спрашивает Оливия.
– Ага, неплохо прошло. А ты только вернулась из Филадельфии, да? – интересуется Мина.
Мысленно я со всей силы даю ей пять. Даже не верится, как быстро ей удалось перескочить на эту тему. Поистине, дочь психологов.
– Да, приехала прошлой ночью, – объясняет Оливия и вздыхает.
Кэсси сразу же подключается:
– Ты в порядке? Что случилось?
– Ну. – Оливия пожимает плечами. – Да. В общем, Эван меня бросил.
– О, Ливви…
– Ага. – Она нерешительно мне улыбается.
– Боже мой. Что случилось?
Оливия невозмутимо качает головой.
– Сама не знаю, честно.
Потом пожимает плечами.
И начинает рыдать.
– Вот
И тогда Оливия выкладывает все.
– Я хотела остаться до среды. А потом… Не знаю. – Она шмыгает носом. – Все вроде бы шло нормально. Наверное, он постоянно от меня отстранялся, но я этого не понимала. Только потом дошло.
– Это случилось у его родителей? – спрашивает Кэсси.
– Ага. – Оливия кивает. Затем делает глубокий вдох. – Да. Там и родители были, и его сестра, так что закончилось без особой драмы.
Родители Эвана Шульмейстера. Интересно, что они за люди? Наверное, я сую нос не в свое дело, но мне очень любопытно, как это работает. В смысле что происходит, когда ты приезжаешь в другой город в гости к родителям своего бойфренда? Значит ли это, что вы не будете заниматься сексом? Или придется рисковать, надеясь на то, что вас не застукают? Что-то мне подсказывает, что семья Эвана Шульмейстера сильно вовлечена в его личные дела. Впрочем, это просто ничем не подтвержденная догадка. И совершенно неуместная.
– А секс-то у вас был? – интересуется Кэсси как бы между прочим.
Оливия краснеет:
– Ну да.
– Значит, он с тобой переспал, а потом бросил.
– Наверное.
– Я его по стенке размажу, – говорит Кэсси, и Мина серьезно кивает.
– Ничего не понимаю… – начинаю я.
Оливия беспокойно теребит кисточку.
– Да я тоже. Все было хорошо, знаешь. Он попросил остаться до пятницы, так что я поменялась на работе…
Кэсси чуть ли не шипит:
– Бред какой-то.
– Мне кажется, это потому, что он сразу задумал со мной порвать, но ему не хватило духу. Оставил все на последний момент.
– СЕРЬЕЗНО, ЧТО ЛИ?
В другом конце лавки девочки и их мама резко отрываются от своей копилки.
– Блин. Прости. – Кэсси переходит на шепот.
– Ничего, – говорит Оливия. – Так вот. Серьезно. Короче… Вчера утром он зашел ко мне в гостевую спальню – принес чай, бейгл и все такое. Я еще подумала, как это мило. Раньше он мне завтраки в постель не носил. Но потом он буквально дождался, когда я набью рот этим бейглом, и такой: «Я хочу с тобой поговорить». А я типа: «Давай». И он выдает: «Кажется, я не готов себя ограничивать».
– Господи, – вырывается у Кэсси. – Вы же встречались с гребаного восьмого класса!
– Знаю. – Оливия пожимает плечами.
– А потом что?
– Ну, скандалить я с ним не собиралась.
– Поверить, блин, не могу.
– А, и еще, – добавляет Оливия. – Все это время я молчала, а он без конца повторял, что его очень беспокоит, что я никак не реагирую.
– Что, конечно, неправда, – вставляет Мина.
– Думаешь? В общем, наконец он сказал, что оставит меня одну, чтобы я все это
Кэсси фыркает.
– Но перед уходом он повернулся ко мне и сказал: «Но если захочешь переспать, я не против».
Я охаю.
– НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
– Еще как может.
– Гребаный Шульмейстер, – возмущается Кэсси. – Ему предстоит переспать с моим кулаком. Вот ведь мудак конченый.
Боже. Я и забыла, как страшна Кэсси в гневе. Такой я ее не видела со средней школы – с тех времен, когда мальчики изображали звуки опадающего стояка: «Вуа-вуа-вуа». Кэсси такая. Она не терпит подобной жестокости и готова ни секунды не раздумывая навалять парням.
Есть в этом что-то героическое, за что я ее и люблю.
Кэсси перехватывает мой взгляд – может быть, случайно, но я чувствую, как уголки моих губ ползут вверх. Не могу удержаться.
Она улыбается в ответ. Так, слегка.
И я испытываю облегчение.
Когда я проснулась в воскресенье, Кэсси не было дома. Мамы попросили меня сходить на рынок. Что я и сделала – одна.
Сегодня здесь нереальная толпа. Я сажусь на край лавочки, скрещиваю ноги и перебираю фенечки.
Повсюду бегают детишки: мечутся между палатками с овощами и свежесрезанными цветами. Обычно в такой обстановке я начинаю ностальгировать.
Но сегодня с самого утра я чувствую жуткую усталость.