«Плодожорка» из преисподней

Приехали мы в Дубовку, довез я бабульку её до родни, а сам погнал прямым ходом на ту улицу, где у своих живут Аринины. Машину оставил в проулке, а сам ко двору пошёл пехом. И надо же такому… Смотрю, стоит у калитки Галя, вся какая-то понурая, а около нее – этот «пудель» хренов. Я к ним подошел почти вплотную, а они меня вообще не замечают. Слышу, он ей трендит: «Галья, ну пошему вы не хотеть дать свой согласий? Я вас так любить, я вас всегда на руках носить…» Она, смотрю, поморщилась, отмахнулась как от мухи, и с раздражением отвечает: «Не надо меня носить на руках – слава богу, не безногая.» Взялась за ручку калитки чтобы уйти, а он все не унимается, все свое гнет, суетится, лебезит: «Вы еще любить этот Валери? Повьерьте – он вас недостоин. Он вас давно забыть, любить другую и хотеть на ней жениться. Вы ко мне так холодно относиться… Пошему? За один ваш взгльяд я готов умирать. Постойте, постойте, Галья, уже сейчас приехать мой папа и подтвердить мой серьезный намерений.»

А я стою за кустом сирени – с меня аж искры сыплются. Ну, думаю, сейчас она уйдет, и я тебе устрою «серьезный намерений»! И тут из-за угла, как по заказу, вылетает новенькая «семерка» с тонированными стеклами. Ага, соображаю: это его папаша прикатил. Потом смотрю – нет, это не папаша: из кабины вылазят трое охламонов, с виду нехилых, Галину окружили, «пуделю» дали в лоб и как щепку в сторону откинули. Один из них – рожа такая поганая, похабная – ухмыляется ей в лицо и говорит: «Ну, что, думала, не найдем? От нас не спрячешься – из-под земли достанем. Чего из себя невинность-то корчишь? Поедем, покатаемся… Орать не советую – пришью на месте!» И достал из кармана нож с выкидным лезвием.

И тут до меня дошло, что это тот самый урод, который доставал ее в Прутовке. Она мне про это как-то рассказывала. Хотел я сразу же вмешаться, но тормознулся – решил посмотреть, как этот «пудель» за нее заступится. А тот стоит, и ни гу-гу. Лишь только раз вякнул: «Ну, зашем же так, госпота?!» Галина этого поганца с ножом оттолкнула, и хотела открыть калитку, но его шестерки схватили ее за руки, рот заткнули и потащили к машине. Ну, тут уж я не стал ждать, выскочил им наперерез и этому козлу так выписал в скулу, что он и нож выронил, и сам распластался. Эти два чмошника Галю отпустили, и на меня накинулись. Надо сказать, драться их кто-то хорошо научил – махалово пошло не слабое.

Галя видит, что эти двое могут меня смять, кричит «пуделю»: «Чего стоишь? Помоги ему!» А тот руками разводит: «Я получить трафма. Мне нужен медицинский помощь…» Главарь в это время оклемался, вскочил, ногами вверх дрыгать начал и вопить: «Я!» – каратист, значит. Слышу, сзади какой-то треск. Краем глаза успел засечь, что это Галя из забора выдрала штакетину, да со всего размаху как влупит этому уроду поперек спины! Штакетина – пополам, главарь – на четвереньки плюхнулся. Его шестерки даже опешили – никак такого не ожидали. Ну а я их заминкой воспользовался и засветил одному в сплетение, другому челюсть вышиб вбок.

Тут с них и вовсе всякий гонор как ветром сдуло. Кинулись они к машине, но уехать уже не успели – со всех сторон дубовские набежали. И парни, и мужики… Эти долго разбираться не стали. Я только и успел услышать: «Наших бьют!» И – всё… Этих троих смешали с перегноем. Разукрасили по полной программе, как Репин бурлаков. А потом еще и «семерку» превратили в полный хлам – кто ломом ее, кто кирпичом… Кое-как затискались в нее эти «деловые» и покатили по улице как на катафалке.

Минуты не прошло, глядь – другая машина подлетела. Здоровенный черный джип, весь навороченный – круче некуда. А местные сгоряча: «О, смотри – ещё одни приперли! Может и этим вставить фитиля?!» «Пудель» орет: «Не нато, не нато – это мой папА!..» Вылазит из кабины дядя, размером «два на два», а с ним какая-то молоденькая брюнеточка. «Пудель» их как увидел, так и затрясся как осиновый лист.

Дядя к нему подходит, берет своей ручищей за загривок, и – по ушам ему, и по ушам! Тот взвыл и завопил, уже без всякого акцента: «Бать, ты чё, в натуре?! Больно ведь!» Все даже рты разинули – во, дает! Оказывается, никакой он не Николя, а обыкновенный раздолбай, нашего же «разлива», который понту ради косил под иностранца. В общем, навешал ему папаша кренделей, сам орет: «Кобель паршивый! Ты же клялся, что Сюзанна у тебя последняя и единственная! Сколько можно то жениться, то разводиться?!» Брюнеточка ему тоже по физии – хрясь! Хрясь! Пихнули его в свой джип и укатили.