Плоды мести (СИ)

Опечаленный бард сидел в своей сырой камере. Мерзавцы сломали лютню, верой и правдой прослужившую ему почти сотню лет. Это какими надо быть дикарями, чтобы так обойтись с уникальным инструментом работы самого легендарного Эбермунда Штайнера? Между прочим, гнома.

Сумку с Миленой они тоже забрали, но за безопасность питомицы Адинук не переживал. Главное, чтобы коротышки не решили сжечь зачарованное хранилище. Зная их алчность, вряд ли кто-то из этого народа начнет уничтожать даже такое невзрачное имущество, не изучив его сперва как следует. С лютней, наверное, случайно вышло, а то они и ее бы трофеем сделали.

На эльфа вдруг нахлынули мысли другого рода, отчего ему стало еще тоскливее. Он близок к цели. До заветной тысячи осталась всего одна баллада. Почему же это так печалит?

— Да потому что! — вслух сказал Адинук. — А вдруг Милена пошлет меня к чертовой бабушке, когда станет прежней?

Расстались они отнюдь не друзьями и уж тем более не возлюбленными. Впрочем, не было даже уверенности, что она действительно вернется в свой изначальный облик после сочинения последней песни. Если же и вернется, она может навсегда остаться с памятью паучихи. Как тогда быть? Паук с разумом ребенка в теле красавицы троу — страшно представить. Карвалшаресс — злая богиня. Вряд ли проклятие, наложенное ее жрицами, может пройти совсем без последствий.

И вдохновение за время заключения уже не один десяток раз посещало несчастного пленника, и каждый раз он прогонял из памяти уже почти сложенные и, как назло, прекрасные строки. Лучшие из сочиненных за всю жизнь. Даже лютня не нужна: струнные переборы словно сами возникли в голове, задавая нужный ритм. Еще немного, и он не выдержит.

— Эй! — закричал троу, барабаня в дверь. — Гномы вы или звери какие? Дайте хоть сумку мою! Там перо и пергамент.

— Обойдешься, — хрипло оборвали его снаружи. — Не положено.

— Ах так? — возмутился раздосадованный бард. — Ну, ты сам напросился.

Следующие три часа слух стражи услаждало как можно более фальшивое эльфийское пение на разных языках. Певучие звуки лусидского, сменялись шепелявыми напевами на гаэдском и похабными частушками на грубоватом цвергском. Когда Адинук уставал петь, он начинал читать жуткие стихи, которые однажды услышал в Бездне.

Сторожащие его гномы крепились недолго. Через какое-то время они просто залепили уши свечным воском, перестав слышать вообще что-либо. Трогать пленника им было не велено, а пост покидать не положено. Каждые пять минут кто-то из надзирателей откупоривал ухо, убеждался, что эльф не сдается, и затыкал обратно.

Когда из-за поворота послышался топот бычьих копыт, они его не услышали. В отличие от них, Адинук заслышал приближение друга издалека, но на всякий случай петь не прекратил. Когда предсмертные стоны за дверью стихли, эльф несмело попросил его освободить и успел вовремя отскочить в сторону.

Сокрушающий удар легко вырвал прочные дубовые доски вместе с петлями из стены. Рогатая голова в открывшемся проеме мотнулась из стороны в сторону, и бык помчался дальше по коридору к спешащим ему навстречу смертникам с неспособными остановить смертоносный галоп копьями.

Эльф осторожно выглянул наружу. Живых поблизости не осталось, поэтому он выскользнул в коридор. Кладовая нашлась неподалеку, а ключ от нее у затоптанного начальника караула. Среди других вещей секира Каввеля, диадема Могары, пара ножей и кольчуга — все подписано и пронумеровано.

— О, моя прелесть! — руки лихорадочно ощупали холщовую ткань.

Все цело, все в порядке.

— Выходи, радость моя, и всех с собой бери! Для тебя есть важное дело. Что-что? Да, еды хватит. Друзей только нельзя трогать. Ты же помнишь, кто наши друзья? Нет, орка не будет, так что действуй смело. И очень тебя прошу, будь осторожнее. Я не переживу, если с тобой что-то случится.

***

Великий инквизитор давно смирился с униженным положением заключенного. Гордыни в нем изначально не было, а к суровым условиям он привык еще в братстве. Мягкая постель и вкусная еда хороши только для неженок, а не людей его ремесла, стоящих на страже благополучия Лумеи.

Ересь постоянно поднимала голову. Стоило срубить одну, на ее место тут же приходила другая, а то и две, так что работы всегда хватало. Ересь — опасная штука. Она оскверняет умы верующих, заставляя сомневаться в могуществе богов, сотворивших смертных. Сомнение влечет за собой неверие. И, если вера способна творить чудеса, то неверие приносит бедствия. Слишком много предсказаний существует на этот счет. Вот Орден и занимается искоренением неверия, чтобы отсрочить конец света.

И все же некоторые методы братьев-рыцарей смущали даже Хуана де Десу и слишком часто не вписывались в его представления о чести и справедливости.

— Мы должны нести свет Вседержителя другим народам, а не смерть и разрушение, — всегда осаживал он особо разбушевавшихся, и эти увещевания до поры работали.

Формально боевая часть ордена ему не подчинялась. Ей командовал Великий магистр Лев, который призывал братьев прислушиваться к словам инквизиции.