Плоды проклятого древа

— Прежде всего, антиматериальные элементы питания. Сейчас все упирается в то, какой объем энергии я могу использовать. Затем повышение мобильности. Я рассматривал разные варианты, от реактивного ранца по примеру Героя до личного транспорта, как у вас. Но сейчас, мне кажется, я нашел намного более изящное решение. Придется внести изменения в структуру костюма, изменить внешний вид. И… — я нервно поерзал на стуле. — Директора Пиггот, кажется, здорово напугал нейромедиаторный излучатель, но я вижу большой потенциал в этой технологии. Его можно использовать и для синтеза, и для расщепления, как органики, так и неорганики. Я к тому, что с ним я могу попытаться обойти свое ограничение на точечность медицинских манипуляций. Создать устройство, которое бы стабилизировало даже самые тяжелые ранения. Например, в битвах с… с Губителями.

Я притих, пораженный собственной дерзостью. Черт, я был уверен, что Оружейник сейчас скажет мне забыть об этом по крайней мере до совершеннолетия, и я бы даже не стал спорить. Губители — это не шпана в небольшом городе, и даже не суперзлодеи. Эта лига намного выше, смертность в битвах с ними колебалась двадцати до пятидесяти процентов.

— Хорошо, сделай статистическую выборку по характеру травм, нанесенных Губителями, которые не приводили к мгновенной смерти. Следующее нападение ожидается через три-шесть недель, это будет либо Симург, либо Бегемот. Если успеешь за это время, то хорошо. Если не успеешь или ничего не выйдет — не страшно. Твоя первоочередная задача — повышение своей эффективности как члена отряда. Прочее второстепенно.

Вот так легко и просто. Не знаю, хотел Оружейник угробить меня, помочь в раскрытии потенциала или же герои настолько отчаянно нуждались в каждом, кто может помочь им пережить следующий бой. Подозреваю, что он просто был раздражен приказом Пиггот лично за мной приглядывать, так что решил загрузить меня по уши задачами, которые бы поглощали мое время. Ну что же, я сделаю вид, что выполняю их, а он сделает вид, что контролирует мои проекты, и все довольны. Тем более что я и не собирался делать ничего действительно опасного. Пока во всяком случае.

Тесты сил на этом не закончились, мне приходилось ковыряться в изделиях других технарей (без особенных успехов), собирать что-то самому на время из предложенных материалов и с определенными инструментами (немного лучше). Нашлось несколько добровольцев из числа оперативников, решивших испытать на себе мои препараты (никакого риска, честно). Финальным штрихом стали клинические испытания — или испытания в клинике, тут уж как посмотреть.

Короче говоря, я в сопровождении нескольких чинов СКП пришел в больницу, и те поинтересовались у врачей, кто тут записан к Панацее. Переводя на английский, кто тут при смерти и в настолько безнадежном состоянии, что современная медицина в лучшем случае продлит страдания.

Вот тут я чуть не сдрейфил. Пока я с чемоданчиком гулял по Докам, то занимался сравнительно простыми случаями. В основном это были хронические заболевания, не несущие прямой угрозы жизни. Только один раз мне «повезло» набрести на больного раком в стадии ремиссии, и растворить все раковые клетки до единой оказалось несложно. Однако в отделении интенсивной терапии меня словно макнули головой в чан с дерьмом. Несложно мнить себя целителем, когда лечишь язву или камни в почках. А как на счет чего-то посерьезнее?

Человеку на больничной койке не было даже пятидесяти, он с трудом мог двигать только левой рукой, не мог членораздельно говорить, а из уголка его рта постоянно текла слюна. Из-за обширного ишемического инсульта у него развился инфаркт мозга, и часть содержимого черепной коробки теперь представляла собой мертвую ткань. Не настолько, чтобы убить, но этого хватило для превращения человека в почти овощ. При виде его мне захотелось немедленно сбежать из больницы как можно дальше, но, к счастью или нет, я сам отрезал себе все пути к отступлению. Мне оставалось только попросить у главврача доступ к свежему трупному материалу и взяться за работу.

Процесс растянулся почти на семь часов, до самого вечера. То есть, я смог бы управиться быстрее, оставив все на самотек, но мне очень хотелось пронаблюдать процесс восстановления от начала и до конца. Поэтому вместо обычной инъекции я сделал раствор для капельницы, и не отходил от пациента до тех пор, пока он не смог сесть на койке и связно выговорить свое имя. Порадоваться собственному успеху и выслушать слова благодарности мне мешала адская головная боль, вызванная чрезмерным использованием сквозного зрения.