Плоды свободы

А Майрра, заслышав, что к сараю кто-то идет, раскашлялась, чтоб отвлечь дозорных.

Нельзя сказать, что гражданке Бино так уж сильно хотелось положить свою растрепанную голову на алтарь янамарской революции, однако Свобода – суровая богиня. И если рассудить здраво, по-крестьянски, то от умного да благородного предводителя восставших Янамари пользы выйдет всяко больше, чем от глупой бабы, которая только и умеет, что за козами ходить да по дому гоношиться. А Майрре нельзя было отказать в здравости рассудка. Пока недруги дознаются, что да как, его милость гражданин граф уже далеконько ускачет, коли не погнушается у сонных коноводов клячу какую-нибудь упереть. А не позволит дворянская честь опускаться до покражи, так и пешочком усвищет. Молоденький ведь еще, небось, жить-то хочется. Невеста, опять же, да мамаша, да братцы – есть, ради кого прыть показать.

– Вот и разошлись наши дорожки, ваша милость, – буркнула себе под нос женщина, деловито засыпая лаз. – Вам – тудыть, а мне, сталбыть, на другую сторону.

Она не зря торопилась, едва-едва успев зарыть свой подкоп. Двери сарая распахнулись, и конвойные втолкнули внутрь растрепанную девицу в одной сорочке.

– Эй, жених! – глумливо крикнул один из синтафцев. – Встречай невесту! Ты уж не обессудь, графская морда, если ее тут помяли малеха – от тебя не убудет, гадючье отро… Эй! Где он?! Это что за баба?

– Тревога! – заорал второй конвоир, видать, посообразительней первого. – Тревога! Сбег! Пленник сбежал!

Отшвырнув полуголую девицу, первый охранник подскочил к Майрре и схватил ее за волосы:

– А! Это ты, стервь, ему пособила! А ну говори, где этот гадючий выползок!

И для убедительности двинул гражданке Бино сначала в живот, да так, что женщина не смогла бы ответить при всем желании, а потом, пока комитетчица, скрючившись, хватала ртом воздух, добавил еще и в зубы. И конечно, Майрра повалилась наземь, едва только мучитель выпустил ее косу. Но тот не унимался, все бил и бил, пинал и пинал куда придется, так что едва дух из пленницы не вышиб. Сквозь слезы и кровяные брызги, разлетавшиеся из разбитого носа, женщина видела, как вжалась в угол и вытаращила глаза графская невеста. Еще бы, небось, и не видала никогда, как оно бывает, когда здоровый мужик бабу от души лупит. Случается, что и насмерть забьют. Вот как сейчас. Майрра уже видела в красном тумане знакомые силуэты тех, кто так давно и терпеливо дожидается ее там, на той стороне… но прибежавший офицер остановил озверевшего конвойного. Впрочем, для гражданки комитетчицы это была всего лишь отсрочка.

Шурианская кровь, тихо-мирно спавшая в Раммане Никэйне до сего момента, явила себя во всей красе и необходимости, едва он очутился в норе. Извиваться всем телом пришлось, что твоей гадюке, едва не застрял посередине, но в итоге – получилось же. Получилось! Проснулась нежданно-негаданно в гражданине графе удивительная змеиная ползучесть и вкупе с врожденной решительностью, дала изумительные плоды стойкости.

Ох, и непростое это дело – бежать из-под стражи! А поджилки-то дрожат, а дыхание-то сбивается, а сердце стучит в груди громко-прегромко так, что мнится, будто вся округа слышит его барабанную дробь о ребра. И сколько ни ругай себя «трусом паршивым» и «кроличьей душонкой», а все равно боязно до девичьего обморока. И если сравнить, то в гуще боя, оказывается, не так уж страшно. Там все же рядом есть люди, они прикроют тебя, ты – их, а вместе как-то даже веселее помирать. Беглец же предоставлен сам себе, пребывая наедине с собственными страхами. И слишком многое зависит от капризов удачи, от воли слепого случая. Вдруг блоха куснет часового не вовремя, повернет он голову, и тогда прости-прощай вожделенная свобода.

Но, видимо, не зря затянулись сверх всякой меры сумерки, а возможно, что и юная богиня-луна приложила божественную ладошку к спасению Раммана Никэйна. И мундир оказался на месте, там, где Майрра его оставила, и пришелся почти впору, и не окликнул никто, тем паче не опознал в синтафском драгуне самозванца.

И как все беглецы, уже приговоренные к смерти, но получившие неожиданную отсрочку свидания с палачом, Рамман менее всего задумывался о судьбе своего спасителя. Донджета – жажда жизни, она ведь не только у шуриа крепка. Все люди хотят жить в равной степени сильно и ради лишнего глотка воздуха готовы на любые жертвы. В том смысле, что готовы принести в жертву первого встречного, а также близкого или дальнего. И как бы ни был Рамман Никэйн благодарен гражданке Бино, но возвращаться и спасать ее, снова подставляя свою шею под веревку, когда по доносящимся воплям стало ясно – побег обнаружен, он не собирался. Никто бы не стал. Ну, разве только, какой-нибудь выдуманный экзальтированной литераторшей герой из бульварной книжонки. Так на то и книги пишут, чтобы рассказать о деяниях небывалых и людях невозможных. А в жизни все по-другому.