И при этом Бреде было по-своему хорошо. Ибо все эти мелочи ничуть не тяготили его. Когда дети, играя, катали точильный камень по траве, отец взирал на это с полным благодушием, а иногда и сам помогал им. Легкомысленный и ленивый по натуре, лишенный всякой серьезности, но и мрачности, слабохарактерный, безответственный, он все же как-то умудрялся добывать кой-какое пропитание и худо-бедно перебивался вместе с семейством. Но не будет же торговец вечно кормить Бреде и его семью, он уже не раз повторял это, а теперь объявил об этом окончательно и бесповоротно. Бреде и сам это понимал, пообещав положить этому конец: он продаст свой участок, глядишь, хорошо на этом заработает и рассчитается с торговцем!
Да пусть он на этом и потеряет, он все равно продаст участок – на что ему земля! Он рвался обратно в село, рвался к беспечности, сплетням и мелочной лавочке вместо того, чтоб обрести покой здесь, в глуши, и работать, позабыв большой мир. А ему ли позабыть рождественские праздники, или Семнадцатое мая[4]
, или базары в муниципалитете! Он любил поговорить с людьми, потолковать о новостях, а с кем потолкуешь в здешних болотах? Правда, Ингер из Селланро одно время явно проявляла к нему некоторую склонность, но теперь она переменилась, опять стала мрачная и неразговорчивая. К тому же она сидела в тюрьме, и для него, человека общественного, компания совсем неподходящая!Да, он сам себя устранил, покинув село. Теперь он с завистью видел, что ленсман нашел себе другого пристава, а доктор – другого кучера; он бежал от людей, нуждавшихся в нем, и сейчас, когда его под рукой не было, они спокойно обходились и без него. А ведь какой он пристав и какой кучер! Если по совести, так за ним, за Бреде, не грех бы и прислать лошадь, чтоб отвезти его обратно в село!
Теперь о Барбру. Почему он надумал пристроить ее в Селланро? Эта затея пришла ему на ум после совещания с женой. Если все пойдет как надо, Селланро откроет будущее для девушки, а может быть, свет забрезжит и для всей семьи Бреде. Вести хозяйство у двух конторщиков в Бергене, конечно, неплохо, но бог весть что она за это в конце концов получит; Барбру красивая и из себя статная, пожалуй, дома у нее больше шансов хорошо устроиться. В Селланро-то как-никак двое парней.
Когда Бреде понял, что этот план не удастся, он придумал другой. Собственно говоря, невелика честь – породниться с Ингер, побывавшей в тюрьме, а парни есть не в одном Селланро, вот хотя бы Аксель Стрём. У него двор и землянка, человек он работящий и бережливый, и скотины и добра порядком наберется, но ни жены, ни работницы пока нет.
– Я тебе вот что скажу: будет у тебя Барбру, никаких других помощников тебе и не понадобится! – сказал Бреде Акселю. – Погляди-ка на ее карточку! – сказал он.
Прошло две-три недели, и Барбру и впрямь приехала, а Аксель немножко запоздал с сенокосом, приходилось ночью косить сено, а днем сгребать, и все делать одному – и тут на тебе, приехала Барбру! Сущий подарок! Оказалось к тому же, что Барбру умеет работать: она перемыла всю посуду, выстирала белье, сварила обед, подоила коров, а потом пришла и на сенокос, даже помогла таскать сено на сеновал, и тут поспела; Аксель решил определить ей хорошее жалованье и оставить ее на усадьбе.
Оказалось, она не только на фотографии красивая. Прямая и тоненькая, с чуть хрипловатым голосом, Барбру во многом обнаружила зрелость и опытность, уж никак не желторотый птенчик. Но отчего у нее такое узенькое и худое лицо?
– Мне бы узнать тебя с виду, – сказал он, – но на карточке ты совсем не такая.
– Это с дороги, – отвечала она, – да еще и от городского воздуха.
Прошло совсем немного времени, и Барбру опять покруглела, похорошела и сказала:
– Сам понимаешь, такая дорога и такой городской воздух красоты не прибавят! – Она намекнула и на соблазны в Бергене – вот где надо смотреть в оба! И пока они сидели и болтали, она попросила его подписаться на газету, бергенскую газету, чтоб ей следить за новостями на свете. Она привыкла к чтению, к театру и музыке, а здесь так скучно.
На радостях, что ему так повезло с работницей, Аксель Стрём подписался на газету и смотрел сквозь пальцы на то, что члены семейства Бреде частенько заглядывали к нему на хутор, пили и ели. Он хотел поощрить свою работницу. А что могло быть приятнее воскресных вечеров, когда Барбру перебирала струны гитары, напевая своим хрипловатым голосом; Аксель приходил в умиление от незнакомых, красивых песен, от того, что кто-то и в самом деле живет и поет у него на хуторе.
За лето он узнал ее и с некоторых других сторон, но в основном все же остался доволен. Случались и у нее капризы, порой она была дерзка на язык, пожалуй, даже чересчур дерзка. И в тот субботний вечер, когда Акселю непременно нужно было сходить в мелочную лавку в селе, Барбру уж никак не следовало бросить землянку и скотину и уйти как ни в чем не бывало. А причиной всему была маленькая ссора. И куда же она ушла? Да просто домой, в Брейдаблик, но все-таки…