Плоды земли

– Все в руце Божьей! – говорит он, и кажется, будто он и впрямь может говорить по-божественному, когда захочет. Темнеет, ну что ж, умереть можно и без зажженной лампады! Он стал кротким и добрым, и ради пущего смирения ласково и глупо улыбается непогоде, это Божий снег, невинный снег! Он даже готов не доносить на Бреде.

Он затихает, сонливость все более и более овладевает им, он точно парализован всепрощением, перед его глазами так много белизны, леса и равнины, большие крылья, белые пелены, белые паруса, белое, белое – что это такое? Чепуха, он отлично знает, что это снег, а он лежит на земле, похоронен под деревом, и нет в этом никакого колдовства.

И он опять кричит наудачу, он вопит; глубоко под снегом лежит его сильная, волосатая грудь, и из нее несется такой вопль, что его, должно быть, слышно даже в землянке у скотины, он вопит снова и снова.

– Ну не свинья ли ты или зверь, – кричит он Бреде, – ты подумал о том, что делаешь, ты ведь бросил меня на погибель. Неужто ты не можешь подать мне топор, я спрашиваю, тварь ты подлая или человек? Ну да скатертью дорога, если ты и вправду задумал уйти от меня.

Должно быть, он заснул, он совсем окоченел, и жизнь едва теплится в нем, но глаза открыты, скованы льдом, но открыты, он не может моргнуть; выходит, он спал с открытыми глазами? Бог весть, может, он и подремал-то всего минуту, а может, и час, но перед ним стоит Олина. Он слышит, как она спрашивает:

– Иисусе Христе, жив ты или нет? – И опять спрашивает, зачем он тут лежит, с ума сошел он, что ли. Во всяком случае, Олина стоит над ним.

В Олине есть что-то от ищейки, от шакала, она выныривает там, где случается беда, нюх у нее очень острый. Да и как бы выкарабкалась Олина в жизни, не шныряй она повсюду и не обладай острым нюхом? Она, стало быть, прознала, что Аксель посылал за ней, перебралась в свои семьдесят лет через перевал и пошла к нему. Переждала в тепле в Селланро вчерашнюю бурю, сегодня пришла в Лунное, никого не застала, накормила скотину, постояла на крыльце, послушала, вечером подоила коров, опять послушала – что-то не так.

Но вот Олина слышит крики и кивает головой: Аксель это или духи преисподней? В обоих случаях стоит при этакой тревоге поразнюхать, поискать вечной мудрости Всемогущего в лесу. «А мне он ничего не сделает, потому как я не властна развязать ремень на его обуви».

И вот она стоит над Акселем.

Топор? Олина роется в снегу и не находит топора. Она хочет обойтись без топора и пытается приподнять дерево, но сил у нее как у малого ребенка, ей удается пошевелить только верхние сучья. Она снова принимается искать топор, темно, но она роет снег руками и ногами; Аксель не может показать, он может только сказать, где топор лежал раньше, но там его теперь нет.

– Жаль, что так далеко до Селланро! – говорит Аксель.

Олина начинает искать топор по собственному разумению, Аксель кричит ей, что нет, там его не может быть.

– Ладно, ладно, – ворчит Олина, – я хочу только посмотреть! А это что? – говорит она.

– Неужто нашла? – спрашивает Аксель.

– Да, с помощью Всемогущего! – высокопарно отвечает Олина.

Но Аксель настроен не особенно возвышенно, он допускает, что, может быть, не совсем ясно соображает, он почти что умер. Да и на что Акселю топор? Он не может шевельнуться, Олине пришлось рубить дерево самой. Да, Олина за свою жизнь много поработала топором, не одну вязанку дров нарубила.

Идти Аксель не может, одна нога до бедра совсем онемела, спина промерзла, от сильного колотья он громко вскрикивает, он чувствует себя полуживым, какая-то часть его осталась под деревом.

– Что-то уж очень чудно, – говорит он, – ничего не понимаю!

Олина понимает и объясняет ему все удивительными словами, ну да, она ведь спасла человека от смерти и знает об этом: Всемогущий пожелал воспользоваться ею как смиренным орудием, не пожелал посылать небесное воинство. Неужто Аксель не видит Его мудрого перста и решения? А если б Он захотел послать червя, пресмыкающегося в земле, то мог послать и его.

– Да, это-то я знаю, – говорит Аксель, – но уж больно чудно я себя чувствую!

Чудно? Надо подождать немножко, подвигаться, согнуться и выпрямиться вот так, помаленьку, руки и ноги у него онемели и затекли, пусть он наденет куртку и согреется. Но никогда она не забудет ангела Господня, который вызвал ее давеча на крыльцо, тут-то она и услыхала крики из лесу. Точно как в райские времена, когда ангелы трубили в трубы на Иерихонских стенах.

Чудеса, да и только. Но под эти речи Аксель приходит в себя, расправляет члены и учится ходить.

Полегоньку они подвигаются к дому, Олина выступает в роли спасительницы и поддерживает Акселя. Дело идет на лад. Пройдя немного, они встречают Бреде.

– Что это? – говорит Бреде. – Ты захворал? Не помочь ли тебе?

Аксель враждебно молчит. Он обещал Господу не мстить Бреде и не доносить на него, но на том и остановился. И чего это Бреде вздумал вернуться? Видел, как Олина пришла в Лунное, и понял, что она услышит крики о помощи?