Плоды зимы

Отец смотрел на стол, там лежал хлеб, стояла тарелка с маленьким кусочком масла, варенье и корзинка с фруктами.

— Жюльен привез американское сало, — продолжала мать, — хочешь попробовать?

— Сделай ему яичницу, как нам, — посоветовал Жюльен.

Отец колебался. Он переводил взгляд с Франсуазы на сына, потом на стол.

— Это не сало, — пояснил Жюльен. — Это бекон.

Вмешалась Франсуаза:

— Все равно сало, только что название другое.

— Так или иначе, — проговорил отец, — думаю, закусить мне не вредно. Да ведь уже одиннадцать. Ну поем чуть раньше, и все тут.

— Тебе одно яйцо или два? — спросила мать.

— А их много осталось?

— Четыре штуки, но Жюльен обещает раздобыть завтра еще.

Мать уже положила на сковородку два ломтика сала. Кухня наполнилась аппетитным запахом. Казалось, один этот запах мог насытить, у отца потекли слюнки.

— Если можно, сделай два, — начал отец, — для такого случая куда ни шло… — Он умолк, оглядел стол и спросил: — А ты? Ты почему не ешь?

— Мне не хочется, — ответила мать. — Я съем немного варенья и грушу.

Она разбила яйца. Сало на сковородке зашипело. Отец следил за каждым ее движением. Медленно, смакуя, он вдыхал аромат еды, царивший в кухне, где уже много месяцев не было никаких запахов, кроме запаха овощного супа. Яйца и масло стали такой редкостью, что мать обычно лишь приправляла ими картофельное пюре.

Отец ел неторопливо, наслаждаясь каждым куском. С минуту он был всецело поглощен едой. Яичница, уютная кухня. Молчаливая девушка чистит большую грушу из их сада. Жюльен лакомится вареньем. А мать смотрит на них. Покой. Мир. Яйца и сало такие вкусные, и если бы к ним еще ломоть настоящего белого пышного хлеба…

Жюльен рассказывал, как они добирались сюда. Отец слушал, но перед его глазами невольно вставали картины, которые он видел в городе этим утром. Возвращаясь домой, он как раз думал обо всем рассказать жене. Но теперь не решался. И мешало ему не присутствие Жюльена, а присутствие этой молчаливой девушки, о которой он ничего не знал. Когда их взгляды встречались, она застенчиво улыбалась. Отец старался ответить на ее улыбку, но ему было не по себе.

Мать подробно обо всем расспрашивала: как Франсуаза сумела добраться к себе в Сен-Клод, а потом возвратиться в Лион? Зачем она предприняла эту поездку? Как освобождали Лион?

И почти на все отвечал один Жюльен. Он весело смеялся. А под конец сказал, что Франсуаза участвовала в Сопротивлении.

— Она выполняла важные поручения, — сказал он. — Была связной между одной из подпольных организаций Лиона и партизанами, действовавшими в горных районах. Это было довольно опасно. Если бы немцы схватили Франсуазу и обнаружили то, что она перевозила, ее бы расстреляли на месте. Но она, конечно, не могла вам об этом сказать, когда в первый раз сюда приезжала.

Мать смотрела на девушку с нескрываемым восхищением. И все же полушутя, полусердито спросила:

— Вы боялись, что я не сумею держать язык за зубами?

— Нет, — сказал Жюльен, — но таково непреложное правило. Даже я толком не знал, чем именно она занималась.

Мать недоверчиво посмотрела на него:

— А ты разве не участвовал в Сопротивлении?

— Нет.

— Он не входил ни в какую подпольную организацию, — вмешалась Франсуаза. — Но работал на нас. И рисковал не меньше тех, кто сражался, а может быть…

Жюльен прервал ее:

— Ладно, помолчи. К чему об этом говорить?

Воцарилась тишина. Отец осушил свой стакан. Жюльен протянул ему сигарету и сказал:

— Возьми, это не американские..

— А ты, кстати, не хочешь американских сигарет? — спросила мать. — Отец их принес, а курить не может.

— Нет, оставьте себе. Дашь мне несколько пачек, я попробую выменять их на яйца и масло для тебя.

Снова наступило молчание. Молчание, в котором, как казалось отцу, таилась какая-то невысказанная угроза.

— А как получилось, что вы стали участвовать в Сопротивлении? — поинтересовалась мать.

Франсуаза подняла на них глаза. Взглянула сначала на мать, потом на отца и спокойно, но твердо сказала:

— Мой старший брат — член коммунистической партии. Так что и мне не пришлось особенно долго раздумывать, прежде чем туда вступить.

43

В первом часу дня отец поднялся в спальню отдохнуть. Он сослался на то, что прогулка по городу утомила его. И это было правдой. После утреннего похода он едва держался на ногах, но не потому, что проделал большой путь. Главную роль тут сыграла новость, которую он неожиданно узнал за столом и которая оглушила его, как удар кулака.

Черт побери эту треклятую жизнь! Стоило столько гнуть спину, бороться, мучиться, чтобы дожить до такого!.. Его сын, этот мальчишка, связался с коммунистами!

Отец лежал на кровати. Его дважды душил такой приступ кашля, какого он уже несколько недель не испытывал, и теперь он чувствовал себя совсем разбитым.

Коммунист! Это слово чугунным ядром придавило ему грудь, сжало все внутренности, вот-вот расплющит его.

Поль десятки раз объяснял ему, что такое коммунизм. Так что он все себе ясно представляет. Как только немцы будут разбиты, все коммунисты возвратятся восвояси. С оружием. Они станут хозяевами положения. Войдут к нему в дом. И скажут: