Устраиваю сумку удобнее на спине и, обняв клюшку, медленно плетусь по улице. Дует ветер, лужи замерзли. Нужно было надеть шапку. Я иду, разглядывая дома, и удивляюсь тому, что все то время, пока мне было плохо, мир продолжал жить, люди ходили на работу и по делам, а природа готовилась к зиме.
Мне нравится ощущать жизнь. Такое чувство, будто я впервые замедляюсь для того, чтобы посмотреть по сторонам и увидеть происходящее вокруг.
Веселые ребята в палатке у здания торгового центра режут мясо здоровенными ножами и делают шаверму: запах стоит на весь квартал, рядом бабулька продает кофе с лотка – наливает из термоса в маленькие бумажные стаканчики прохожим из числа туристов. Цена – сущие копейки. Рядом, в ресторане быстрого питания в пять раз дороже.
Даже я не удерживаюсь: рыщу по карманам, выскребаю мелочь и подхожу к ее лотку.
– Варю по своему рецепту. – Гордо заявляет она, и ее рот растягивается в улыбке от уха до уха. Эта не идеальная улыбка делает ее симпатичной и рассказывает мне целую историю ее жизни: наверное, бабушка когда-то была невероятно красивой и прожила долгую, счастливую жизнь. Ну, не могут так выглядеть несчастные люди: она буквально сияет, заряжая светом всех вокруг. – Вот увидишь, это самый вкусный кофе, который ты пробовал. – Подмигивает мне она.
Я пытаюсь всучить ей больше денег, чем требуется, но бабулька ни в какую не соглашается.
– Потом придешь еще. – Отмахивается она. – Все возвращаются.
Ей удается заставить меня улыбнуться.
– Когда-то я знала парня с такой же щербинкой, как у тебя. – Улыбается бабуля, наливая кофе в мой стаканчик. – Ох, сколько он сердец разбил. И я тоже не убереглась от его щербатой улыбки.
Мне хочется знать, чем закончилась ее история, но она не досказывает ее:
– Держи, спортсмен.
Открываю рот, чтобы спросить, откуда она знает, что я занимаюсь спортом, но тут же догадываюсь – клюшка в моей руке.
– Спасибо. – Киваю ей.
– Ох, девки по тебе, наверное, сохнут! – Качает головой бабуля.
Я не привык смущаться, но ее слова заставляют меня застенчиво пожать плечами.
– Выбирай ту, с кем сам становишься лучше. С которой чувствуешь себя орлом, а не павлином. – Лукаво подмигнув мне, она обращает внимание на подошедшую парочку студентов. – Что, ребятки, замерзли? Сейчас мой кофе живо вас согреет!
Ловко орудуя своим термосом, она разливает горячий напиток, и через полминуты парочка уже греет руки о стаканы и пробует его. К этому времени я уже отхожу на приличное расстояние и тоже делаю глоток.
– Ого. – Вырывается у меня.
Приходится обернуться, чтобы показать ей «большой палец вверх». Бабулька смеется: она и так знала, что я оценю. Не удивительно, что возле нее всегда тут толпа.
Через десять минут, согревшийся и взбодрившийся ее чудесным кофе, я беру курс на университет. И пока иду, набираю номер матери. Она ругает, что не звонил, чуть не проклинает за мои поступки, а потом рыдает – по-настоящему. Рассказывает, как было стыдно, когда ее уличили в воровстве, и как тяжело было возвращаться в Сампо. Я спрашиваю про бабушку Хелену, и она отвечает, что та не расстроилась возвращению – она уже все меньше понимает, где находится, и что с ней происходит.
И тут уже рыдать хочется мне.
* * *
Ян и Леха с радостью встречают меня на тренировке.
– Уже совсем тебя не ждали.
– Ты где был? Что стряслось?
Я увиливаю от ответов, здороваюсь с остальными парнями, переодеваюсь, и мы выходим на лед. Не сказать, что я в хорошей форме, но тренер на меня сегодня не орет. Он даже глазом не ведет, когда видит меня в ряду с остальными, хотя, мог послать подальше, абсолютно не стесняясь в выражениях. По-хорошему, я должен был вначале явиться к нему на разговор, объяснить длительное отсутствие и попросить разрешения заниматься с командой. Но он не обращает внимания на условности, и в этот момент я ему искренне благодарен.
Зато после тренировки, когда уже почти все расходятся, и я остаюсь в раздевалке один, он заходит и жестом показывает, что нужно поговорить без посторонних глаз и ушей.
Вхожу в его кабинет и тяжело опускаюсь на стул.
– Как дела, Турунен? – Спрашивает он, обводя меня взглядом. – Что с рожей?
Сначала я думаю, что это он про мое выражение лица, затем вспоминаю, что не до конца сошел след от удара.
– Да так. – Хмурюсь и мотаю башкой.
Тренер проводит рукой по своим редким волосам и цокает языком.
– Ох, сколько ж в тебе дури, сынок.
Я пожимаю плечами. В принципе, он прав, и тут не возразишь.
– Зачем пришел сегодня? – Интересуется он, усаживаясь за свой стол.
– Я хочу вернуться к тренировкам. – Неуверенно отвечаю я.
Тренер крутит в пальцах какой-то листочек, затем сворачивает его трубочкой и постукивает им по столу.
– А зачем мне нужен в команде такой, как ты? Не скажешь?
Я молчу, закусываю губу и сверлю его напряженным взглядом.
– У меня куча других ребят, кто хочет играть. Беспроблемных, азартных, четких. Только свистну, и на твое место прибежит с десяток таких.
– Я виноват. – После тяжкого вздоха подаю голос я. – Но если вы дадите мне шанс, обещаю, больше такого не повторится.