В последние дни хоккей выжимает меня буквально досуха и отбирает все последние силы, но у меня так и не получается показать все, на что я способен. Не хватает концентрации, собранности. В игре, действо которой происходит на огромных скоростях, важно принимать решения за доли секунды. А это значит, что нужно прокрутить в голове все возможные варианты обратного паса еще до того, как получишь шайбу.
Необходимость думать о чем-то, кроме навязчивого влечения к сводной сестре, приводит меня в ступор, и я лажаю — раз за разом, снова и снова. Чертова Мариана засела точно заноза в моем мозгу, и свербит, мешая думать и соображать. Эти мысли и переживания заставляют терять сноровку — из-за этого я налетел сегодня на мощного защитника, точно на противотанковый надолб, сделал крутой оборот в воздухе и мешком рухнул на лед.
Все тело до сих пор так ноет, хоть на стену лезь.
Я убираю сок в холодильник и вдруг слышу голоса из гостиной. Медленно направляюсь туда.
— Замечательное фото. — Это голос мамы. — Ты тут такая хорошенькая.
— Это выпускной в детском саду. — Журчит голосок Марианы. — Мама почему-то решила, что зеленые банты будут шикарно смотреть с белым платьем.
— Но тебе идет.
— Вы просто очень добры ко мне!
— Я серьезно. Разве может хоть что-то испортить такую красоту?
Я приближаюсь к дверному проему, ведущему в гостиную. Они сидят вдвоем на диване спинами ко мне и листают большой старый альбом. Я замираю в пяти шагах от них и почти не дышу.
— А это первый класс. — Сводная сестра спешит скорее перевернуть страницу. — У меня было плохое зрение, поэтому приходилось носить эти страшные очки.
— Они не страшные, вполне себе милые. — Заверяет мать.
— Они ужасны, Рита.
— Нет же!
— А это уже второй класс, здесь у меня появились брекеты. А до этого почти год я носила расширитель для верхней челюсти и шепелявила. Представляете?
— Я не поняла, ты что, стесняешься?
— Вовсе нет. Или… Короче, это не лучшие мои фотографии.
— Брось!
Они смеются.
— А здесь ты такая кнопка… — Мама склоняет голову набок. — И почему же Бог не дал мне дочь? Умираю от нежности, глядя на твои косы!
— Мать с детства ни разу мне не постригала мне волосы. — Мариана проводит пальцами по снимку. — Говорит, я не разрешала. Боялась, что будет больно. Забавно: раз мне никогда не стригли волосы, я не знала, что это безболезненная процедура.
— Наверное, в школе приходилось туго? Мальчишки одолевали?
— Ох, да, — она слегка краснеет, — дергали за косы так, что в затылке трещало.
— Бедная.
— А тут мы в зоопарке. Я очень хорошо запомнила этот день потому, что мама впервые привела Харри. Он был таким заботливым и милым. — Девушка прикусывает губу, спохватившись. — Ой, вам, наверное, неприятно такое слышать…
— Что ты. — Мать перелистывает страницу и замирает, увидев снимок, на котором возле ограды зоопарка запечатлены все трое: Мариана, ее мать и мой отец. — Все уже давно прошло. — Она вздыхает, и я чувствую, как мама улыбается. — У меня было много лет для того, чтобы все обдумать и понять.
— А почему вы расстались?
Плечи матери вздрагивают.
— Я… глупой была. — Тихо говорит она. — Знаешь, я ведь не умела ничего, когда вышла замуж. С детства меня обучали лишь танцам, а тут замужество, быт, проблемы… А я еще девчонка — совсем как ты. Ни убирать, ни готовить не умела, ни управляться с ребенком. — Мать задумывается, глядя на выцветший снимок, а затем пожимает плечами. — Молодые мы были, постоянно ссорились из-за всякой ерунды. Это все моя вина, конечно — не сумела удержать Харри. — Она смотрит на Мариану с теплом, кладет ладонь на ее плечо. — Он ушел туда, где его душе было спокойнее, и я рада, что он был счастлив. Честно. Не стоит тебе об этом сейчас переживать.
Жгучая злость толкается в ребра.
Все эти годы я был всего лишь ее эмоциональным тампоном: выслушивал ядовитые речи об отце, бесчисленные жалобы, обвинения, рассказы о том, как ей было плохо, и как она страдала. А теперь что? Мать кормит эту девчонку баснями о молодости-глупости и собственной благородности? Тьфу!
— А ты? — Мать подпихивает ее локтем и лукаво оглядывает. — Как у тебя на личном фронте? Есть уже мальчик?
— Н-нет. — Отводит взгляд девушка.
— Да брось! Не может быть, чтобы у такой красавицы не было ухажеров? Наверняка, толпами за тобой ходят?
— Что вы, вовсе нет, я…
Мариана запинается, отвлеченная чьим-то жалобным мяуканьем. Оборачивается и вздрагивает, заметив меня.
Я опускаю взгляд: у моих ног трется белый в темных пятнышках мохнатый комок. Тощий весь, глаз из-за гноя не видно. Заморыш.
— Хвостик! — Вскакивает она.
Подходит, боясь взглянуть мне в глаза, наклоняется, подбирает этого зачуханного котенка и нежно прижимает к груди.
— Что это? — Морщусь я.
Теперь Мариана вынуждена посмотреть на меня.
— Не что, а кто. — Она воинственно задирает подбородок. — Это мой кот.
Ее губы дрожат. Девчонка поворачивается полубоком — так, словно собирается защитить заморыша от меня.
— Убери его отсюда, — тоном не терпящим возражений, произношу я.
— С чего это? — Рискует дерзнуть Мариана.
— С того, что у меня аллергия!