Плохая дочь

В тот день, вернувшись с заправки Бэллы и сидя в машине под окнами дома, я наконец расплакалась. Я не знала, что меня ждет, не знала, где и с каким диагнозом оказалась мама. И уж точно не могла предсказать – оттолкнет она опять мою руку, снова скажет, что я ей не нужна? И мне придется звонить Любе и просить ее о помощи. Больше мне не к кому было обратиться.

Пока я обзванивала больницы, вспомнила, как мама рассказывала своим внуку и внучке, а также любимому зятю, что ее нельзя хоронить, а нужно непременно кремировать, а потом развеять прах. Маму беспокоил один вопрос – как ее, то есть ее прах, транспортировать до места развеивания и в чем он все это время будет храниться. В вазе? В горшке? В коробке? И каков, интересно, срок годности праха, если вдруг я задержусь с процессом развеивания? Или он бессрочный? А существует ли какое-то приличное место для временного хранения праха? Не на тумбочке же в комнате держать? И не под раковиной рядом с мусорным ведром. Да и в коридоре, где обувь стоит, тоже как-то не очень хорошо. Куда ставить-то? Мой сын, студент физфака и любимый бабушкин внук, увлекся изучением сроков годности разнообразных субстанций и принял решение стажироваться на кафедре радиационной медицины. Они там тоже срок годности продуктов продлевают. Сын рассудил, что срок годности и бабушкиного праха можно в случае чего продлить. Просто никто не пытался, как выяснилось. Задачи такой не стояло перед наукой. Моя дочь совершенно спокойно и рассудительно, очень по-хозяйски в это же время размышляла, в чем лучше хранить бабушку – в шкатулке, в термосе или в красивой, но не использовавшейся никогда сахарнице? Кажется, они с бабушкой склонялись к шкатулке.

– А поместится? – Дочь разглядывала выбранную шкатулку на предмет вместимости.

– Да, кстати, а сколько праха будет? Надо высчитать объем! – деловито заметила бабушка внуку.

– Надо подумать. Если это зависит от массы тела, то… – Внук углубился в расчеты.

Внучка с бабушкой на всякий случай решили рассмотреть и утвердить запасной вариант, если бабушка не поместится в шкатулку. В качестве альтернативы они выбрали мою любимую вазу, совершенно бессмысленную – в нее больше одного цветка не помещалось, но очень красивую.

Когда я все это услышала, мне стало нехорошо. И совсем плохо, когда я узнала, где мама хочет быть развеянной. Кто бы сомневался в том, что она устроит мне очередную головную боль с экстримом и прохождением квеста под названием «похорони бабушку». Как мама всегда говорила, «никто не обещал, что в дороге будут кормить».

Терек. Мама пожелала быть развеянной над Тереком. А это означает, что надо ехать в село, из которого она когда-то сбежала в Москву, вместо того чтобы пойти и утопиться в реке, как требовали местные обычаи и мамино поведение. Быть трижды украденной и трижды сбежать от женихов – такого никому не удавалось. До сих пор легенды ходят. Рекорд так никто и не смог побить, хотя прошло уже больше полувека. Родное село она не любила. Чего вдруг ей в виде пепла туда захотелось отправиться?

– Ну должна же я им о себе напомнить! – так она объяснила свое желание.

– Вазу не отдам, – сказала я, потому что у меня не осталось ни слов, ни мыслей, ни каких-то разумных реакций.

– Вот ты жадина, – ответила мама. – Вазу для родной матери, причем мертвой, пожалела! Ну и не надо! Вот мой любимый внук придумает, как меня утрамбовать, и я помещусь в шкатулку. А внучка шкатулки для бабушки не пожалеет. Правда ведь?

– Это мамина шкатулка, а не моя. Мою не отдам, – ответила любимая бабушкина внучка.

– Вот и правильно. Умница ты моя. – Бабушка обняла внучку.

Я очень надеялась, что там, в селе, где выросла мама и росла я, не придумали специальную церемонию развеивания пепла. Мой муж, очень ответственный человек, связался со своим давним другом, большим специалистом по традициям Северного Кавказа, Тереку и всем связанным с жизнью и смертью процедурам – от крестин до поминок. Причем по всем правилам. Оказалось, что можно и над Тереком полетать. Специальной церемонии нет, но за вознаграждение все будет сделано в лучшем виде. Хоть плакальщиц на берегу выстроят. Но потом все равно поминки, застолье, барана резать. То есть выходило, что проще лечь здесь, чем летать там. Но дешевле все-таки там, учитывая, что не надо покупать место на кладбище.

Я чувствовала, что схожу с ума, участвуя в этом разговоре. Причем мама шутила, дети хохотали, даже муж подхихикивал.

– Только не делай из меня ничего! А то я тебя знаю! – воскликнула вдруг мама.

Если бы в моем лбу не было такого неприличного количества ботокса, все увидели бы, как одна бровь взлетела от возмущения. Но спасибо достижениям современной медицины, мое лицо оставалось просто каменным.

Мама сообщила, что дочь ее знакомой так любила мамочку, что разделила ее пепел на две части – одну развеяла, а другую закатала в кольцо и носила украшение, не снимая. Чтобы мамочка всегда оставалась рядом.

– Всегда была с прибабахом, – сообщила мама, имея в виду дочь подруги.

– Может, ей так легче пережить утрату, – предположила я.