Плохая дочь

– Давайте обедать, – громко, на всю квартиру объявила Люба, и дочь послушно, без всяких капризов, съела тарелку щей. Сын, который предпочитает есть в своей комнате, собирался оттащить еду в свою берлогу, но наткнулся на Любу.

– Так я ж там помыла! – объявила она.

Сын, который не успел провести логическую связь между помытыми окнами, разобранным шкафом и обедом вне расписания, покорно сел и тоже стал есть. Молча, хотя обычно выдает штук двадцать готовых шуток для стендап-выступления.

– Андрей Владимирович! – воскликнула Люба так громко, как у нас в доме никто не говорит. Я подпрыгнула у плиты и обожглась сковородой. Люба отправилась выводить хозяина дома из анабиоза.

Андрей Владимирович обычно предпочитал в это время не есть, а работать, но Люба об этом не знала.

– Ой, жена-то ваша готовить умеет! – радостно сообщила она моему мужу. – Я ж как ни приду на квартиру убираться, так на кухню не могу зайти! Что они едят, эти люди? «Йишь Шарику, це йя зварила!» Машуль, ты чё подсыпала в тот суп? Зелья приворотного? Не, ты туда плюнула! У тебя шо в слюне, какая специя? Что-то я не узнаю! Это шо за пирожки? А шо за вкус такой?

– Люба, это мчади из кукурузной муки с сыром, – пояснила я.

– Так я ж говорю, ведьма, Андрей Владимирович, ваша жена, чистая ведьма. Так готовить! Это ж я сейчас про все свои диеты забыла так, что и не помнила! Давай мне еще этого пирожочка. Как ты его называешь? Мцыри? Не, это из школы что-то.

– Мчади. Грузинская кухня, – пояснила я. – Мои не едят. Вон носы воротят.

– Так, быстро взяли эти, как их там, мцыри, и зъили! – велела Люба. – Носы воротят, так я вам сейчас расскажу, как в прошлой семье они пюре делали с глазка́ми!

– С гла́зками? – переспросила дочь с ужасом и восторгом.

– Зъишь мцыры, расскажу, – ответила Люба, и Сима тут же откусила мчади.

– У картохи-то всегда глазки́ есть, они на нас ими смотрют. Их вырезать надо, когда чистишь. А в той семье не вырезали. Так варили и толкли. Ужас, я тебе скажу. Пюре с комками. Да еще и такого цвета, что лучше бы в унитаз сразу выбросили и я бы его почистила уже.

– А что означает выражение про шарика? Или Шарику? – интеллигентно уточнил мой муж, всегда трепетно относившийся к иностранным языкам.

– Как шо? Если я так сготовила, что даже собака жрать не будет, то и означает! Разве вы не знали? Откуда вам знать? Жена ваша так готовит, что я сейчас тресну, но еще съем. Так, а шо на десерт? Ничё? Так, давай я в ванную сейчас метнусь, а ты тут засыпь мне кухню мукой. До люстры засыпь. Я потом отмою. Давай, сваргань что-нибудь.

– Безе, – сказала Сима.

– Шу, – сказал муж.

– Наполеон, – сказал сын.

– О, я не ела эти шу-мушу! Это что такое?

– Как эклеры, – ответил муж. – Маша редко их печет, но они очень вкусные.

– Так сейчас забацаем. Кастрюляки в раковину бросай, я потом отмою, – велела мне Люба.

– Мне два часа надо как минимум, – промямлила я.

– Так и я не спешу! – ответила Люба. – У меня ж сегодня счастье. Андрей Владимирович меня заметил! Я не протерла люстру, так он заметил. Андрей Владимирович, я вам ватные палочки подарю, будете меня проверять, где я пыль не вытерла. А то ж я что убираюсь, что не убираюсь, лишь бы по верхам сверкало. Машка, давай, делай эти шу-мушу-фигушу, а я пока с балкона все повыкидываю.

В тот день я поняла, что Люба послана мне судьбой, провидением и всеми остальными силами вселенной, включая ретроградный Меркурий и Венеру в четвертом доме.

– Люба, дорогая, у вас не было опыта работы с пожилыми людьми? – уточнила я.

– Как не было? Бабулю я схоронила. Два года за ней ходила.

– Вы не могли бы съездить к моей маме? Убрать, приготовить, продуктов купить?

– А шо наша мама? Капризничает? – уточнила Люба.

– Можно и так сказать.

– Съезжу, – согласилась она.

– Она сложная в общении, – предупредила я.

– Так все сложные! Одни мы простые! – расхохоталась Люба.

Так Люба стала официальной маминой сиделкой. И я готова была на нее молиться. Мама исполнила всю официальную программу, включая неоткрывание двери, хотя я ее сто раз предупредила, что приедет женщина, которую зовут Люба, и поможет по хозяйству.

– Она не открывает! – позвонила мне Люба, стоя на лестничной клетке. – Я уже ногой стучала! Так стучала, что уже соседи собрались. Теть Галь, говорите, не выходила? Точно? Дядь Саш, что она сделала? Опять бычок выбросила вам на балкон? Машуль, что делать?

Насколько я поняла, Люба успела перезнакомиться со всеми соседями, при этом сделала это так легко и непринужденно, что заставила их волноваться за мою маму. Конечно, я не знала о существовании тети Гали и дяди Саши. Тем более о том, что мама пуляется бычками на чужой балкон.

Я знала, что наша соседка, с которой мама, можно сказать, дружила, тетя Люся, умерла. И мама тогда попросила меня приехать. Тетя Люся была младше, и ее смерть маму потрясла. Соседка была рядом всегда. Всю жизнь. Как и ее муж, дядя Петя. Его после похорон забрали к себе дети, и мама осталась совсем одна. Квартиру справа давно сдавали. В той, что находилась рядом с тети-Люсиной и дяди-Петиной, никто не жил.