Плохая дочь

В тот день, когда я нашла маму в больнице, сразу начала действовать. Руки опять не повиновались мозгу. Сердце тоже находилось где-то в другом месте. Будто меня разделили на много частей. Одна перестилала постель, раскладывала еду. Другая думала о том, что надо успеть вернуться домой и непременно дошить салфетки под скатерть, просто срочно. И юбку дочке для выступления не покупать, а тоже сшить. Ткань где-то в шкафу валялась. И еще пуговицы перебрать. Обязательно. Третья моя составляющая захлебывалась рыданиями, кричала, скандалила и задавала извечный вопрос: «Ну почему именно сейчас?»

Я нашла дежурную медсестру, чтобы спросить про назначения и посмотреть карту.

– Что же вы мамочку бросили? Сирота при живой-то дочери! А если черные риелторы завтра придут? Об этом вы подумали? – возмутилась медсестра. Кажется, она не ожидала, что ее кто-то найдет в том месте, где она находилась – не на посту, а в подсобке, при весьма компроментирующих обстоятельствах. И не за чашкой чая. Поэтому решила перейти в наступление.

Если честно, риелторы, тем более черные, еще не являлись в моих и без того бурных и неизменно апокалиптических сновидениях и фантазиях.

– Карту, – строго потребовала я, потому что боялась сорваться.

Я смотрела в мамину карту. Почерк врачей умею разбирать с того же подросткового возраста. В том месте, где требуется указать телефоны родственников, стоял жирный прочерк.

– Пожалуйста, запишите телефоны. Если что-то будет нужно, звоните, – сказала я медсестре.

Я диктовала телефоны, имена. Дочь, зять, старший внук, сиделка, домработница, близкая подруга дочери, соседка, близкий друг зятя. Медсестра замерла и в какой-то момент перестала записывать.

– Что-то не так? – спросила я.

– Почему она сказала, что у нее никого нет? Вообще никого! – воскликнула медсестра.

– Вот этого я не знаю, – ответила я.

– Может, вы ее обижаете? Или зять обижает? – Медсестра все еще переживала из-за того, что я узнала о ее личной жизни больше, чем должна была. И все еще хотела вызвать во мне чувство вины.

Пришлось привести медсестру в палату, чтобы та убедилась в том, что зять сидит рядом с тещей, веселит ее как может, притащил цветы, стопку книг и в данный момент даже подкладывает ей под голову дополнительную подушку, привезенную из дома.

– Ничего не понимаю, – призналась медсестра, – она говорила, что у нее никого нет из родных.

– А вы не интересовались, почему мама не хочет со мной жить? – спросила я.

– Нет, а почему? – опешила медсестра.

– Потому что я мешаю ее личной жизни. Понимаете, она планирует еще раз выйти замуж. И не хочет, чтобы я стояла на пути ее счастья.

– Еще раз? – Медсестра, кажется, не подозревала, что у удивления тоже существует несколько стадий.

– Ага, в шестой, если считать официально. А про неофициально я со счета сбилась.

Медсестра кивнула, потеряв дар речи.

– Так, мам, и почему ты прикинулась сиротинушкой? Телефон у тебя рядом, заряжен, почему ты не отвечала на мои звонки? – спросила я, когда медсестра вышла из палаты.

– Я оставляла, это они не записали! – объявила мама, тоже избрав тактику нападения. – Ладно, я думала, что тебе так будет интереснее. – Она изобразила придурковатый взгляд Мальвины.

– Мам, ты хоть знаешь, сколько времени я провела на телефоне, разыскивая тебя по всем больницам?

– Манечка, разве ты не журналист? Тебе не стоит терять хватку. – Мама все еще изображала Мальвину. – Ты не представляешь, что я пережила за это время. И ты еще на меня кричишь! Прости, дай мне телефон. Да, это Владик звонит. – Мама очень обрадовалась звонку и немедленно схватила телефон.

– Кто такой Владик? – спросила я, едва сдерживаясь. Как же мне хотелось заорать или хоть как-то выразить все, что я в тот момент чувствовала. Какому-то Владику мама отвечает, а мои звонки игнорировала! Кажется, я как-то лихо сдвинула кровать вместе с тумбочкой. Поближе к окну. Одним махом. Странно, что тумбочку об стену не шарахнула, а ведь так хотелось.

– Как кто? Врач «Скорой»! Такой замечательный мужчина. Беспокоится обо мне. Да, дорогой, все хорошо. Дочь приехала, опять меня до нервного срыва доводит. Скандал мне устраивает. Вот прямо сейчас стоит и устраивает. Вот зачем приехала? Да, дорогой, конечно, я помню. Обязательно. Сейчас вырвусь отсюда и сразу встретимся.

Мама хихикала в трубку. Я хотела ее убить прямо там.

– И зачем, прости, ты собираешься встречаться с врачом «Скорой»? – спросила я, когда мама, еще несколько раз хихикнув в трубку, наконец распрощалась с Владиком, сказав, что она его целует. Мне она никогда так не говорит на прощание – мол, целую тебя. А Владика какого-то – так пожалуйста.

– Затем. У меня может быть личная жизнь? – возмутилась мама.

– Может, конечно. Только почему-то последствия твоей личной жизни расхлебывать должна я.

– Ой, и что ты такого расхлебывала, интересно знать?

– Двух твоих последних мужей мне пришлось хоронить, если ты забыла. А родственники твоего, так сказать, гражданского мужа, не помню, какого по счету, до сих пор считают меня родней и звонят. Хорошо, что твоя последняя попытка выйти замуж ничем не закончилась.