Плохая хорошая девочка

— Ага… Видите ли, Оскар, я рохля, мямля, очень мягкий человек… Совершенно не могу за себя постоять. В общем, тряпка, а не женщина.

— Вот как?

— По-моему, мой бывший супруг хотел сказать мне этим подарком: «Элла, вокруг одно дерьмо… Хорошему человеку не прожить без пистолета. Научись себя наконец защищать». Вот такой вот мэсседж… Послание!

— А вы рохля, Элла?

— Еще какая рохля. Муж ведь хорошо меня знал.

— Вот уж не подумал бы, что вы беззащитны.

— Ну, видите ли, Оскар… Как вам сказать… Это я тут, на природе, немного переменилась. Усовершенствовалась под влиянием эксклюзивных обстоятельств!

И я посмотрела на часы.

Привычка смотреть на часы — да и носить их! — в нашей Прекрасной долине, где совершенно некуда торопиться и не к чему следить за временем, конечно, довольно абсурдна.

Но, увы, привычки, даже становясь совсем бесполезными, сохраняются очень долго. Для меня привычка по-прежнему носить часы — это, наверное, как надежда вернуться все-таки рано или поздно в мир, где людям действительно нужно смотреть на часовые стрелки.

Но сейчас мне эта бесполезная привычка смотреть на часы пригодилась. Мне давно уже хотелось уйти. И мои гостеприимные хозяева все поняли верно.

— Вас проводить? — догадался Звездинский.

— Да нет, тут два шага… — отказалась я от любезного предложения шоумена. — Я уже привыкла ходить тут одна.

— Ну хорошо, Элла. Приятно было провести время в вашем обществе.

— Спасибо за ужин!

— Не за что.

— А где ваш проводник? — все-таки спросила я на прощание. Ибо странный малый так за весь вечер ни разу и не появился.

— Где-то бродит, — рассеянно ответил Оскар.

— Он вообще у нас нелюдим, — добавила Нинель.

— По правде сказать, да… Парень любит одинокие прогулки, — признался Звездинский, вглядываясь в темноту. — Выполнит свою работу «по хозяйству», принесет воды, дров для костра, посуду помоет — и в отрыв. Мы его сами мало видим.

— Вот как?

— Но ведь это же хорошо?

— Вот уж не знаю… — вздохнула я.

«Итак… — думала я по дороге к своей палатке. — Содержимое таинственного футляра и откровения Оскара кое-что проясняют. Очевидно, я поначалу неправильно все поняла: я решила, что Нинель боится ночного воя. А вполне возможно, этот странный вой интересует моих соседей как охотников. Как любителей экзотической охоты. И экзотической добычи.

Как он там декламировал?

Мясо срывают с костей, взрезают утробу, и туши
Рубят в куски, и дрожащую плоть вертелами пронзают…

Ну и ну…»

День двадцать седьмой