С соседкой по комнате я подружилась; нас сближало то, что мы обе были без денег и полны решимости. Моя комната в общежитии стала казаться мне целым миром, новым домом моей настоящей жизни. И еще настоящим чудом была столовая карта. Я могла заказать еду в любое время, когда мне захочется есть, независимо от того, сколько денег у меня оставалось; возникало чувство, будто трудные времена остались позади. Теперь у меня в изобилии имелось то, что раньше было в дефиците, но иногда старые ощущения возвращались. В одной из столовых в секции охлажденных напитков я заметила чай в бутылках с моим любимым вкусом. Холодильник обычно был заполнен, но моего любимого чая оставалось только три штуки, и я купила все. На следующий день я снова увидела там три бутылки и снова их купила. К концу недели наш мини-холодильник в комнате оказался забит, и я разложила бутылки под своей кроватью. Меня не покидало ощущение, что однажды я вернусь, а их там не окажется.
Я избегала мыслей о том, что происходит в доме моей матери. Я старалась звонить, только когда у меня были хорошие новости. Мне не хотелось, чтобы кто-то беспокоился обо мне, да никто особенно и не беспокоился. Я узнавала подробности какой-нибудь очередной семейной драмы недели или даже месяцы спустя. Большинство моих родных привыкло к тому, что все живут рядом и можно всегда с кем-то пересечься в гостиной и завести долгую беседу. Со мной перестали общаться в реальном времени не потому, что не испытывали потребности выговориться, а потому, что со мной нельзя было теперь просто так столкнуться. За исключением бабушки, которая звонила чаще остальных, чтобы просто сказать:
— Не делай никаких глупостей, и я люблю тебя.
Бретт начал посещать занятия в муниципальном колледже, где мы учились на курсах в старших классах. При моей поддержке он поступил на театральную программу. Его разговоры о выступлениях заставляли меня скучать по тем временам, когда мы выступали вместе. Мы разговаривали по телефону каждый день, даже когда нас тянули в разные стороны наши новые друзья. Я все еще ощущала отчаянную тоску по нему, но я также чувствовала, как связывающие нас нити обрываются одна за другой, с каждым днем и с каждым молчанием в трубке перед тем, как мы пожелаем друг другу спокойной ночи.
Когда я спросила его, почему он чувствует, что отдаляется от меня, даже в выходные, когда он навещал меня или отвозил в Форт-Уэйн, он посмотрел мне в глаза и спросил:
— Почему тебе нужно, чтобы что-то шло не так?
Я задумалась: и в самом деле почему?
23
В очередной раз я приехала домой, когда умер мой прадедушка Моррис. Я не знала, как реагировать на это известие. Когда мы с бабушкой жили в Миссури, он обычно не проявлял особых чувств ко мне, но обеспокоился, когда бабушка сказала, что у меня высокая температура. В тот день я увидела его в дверях спальни, когда я лежала на боку, раскинув руки и ноги и обливаясь потом. Он сказал бабушке, что увидел Иисуса в ореоле и тот сказал, что со мной все будет хорошо. Позже в тот же день я поймала его взгляд, а он отвернулся и что-то прошептал на ухо бабушке. От жара я осмелела и спросила ее, что он сказал. Она не ответила.
После смерти он оставил все ей. Какое-то время он жил в доме для престарелых, отказываясь продавать свой участок земли настойчивым застройщикам. Бабушка всегда говорила мне, что со временем оставит ферму мне, но когда она позвонила и спросила, насколько я заинтересована в этой ферме, я не могла вспомнить, как она выглядела. Я помнила свои ощущения от нее, но сама местность исчезла из моей памяти. В любом случае возвращаться назад не имело смысла. Я покончила с этой мечтой и теперь искала новую. Я сказала бабушке, что не против продажи, и она продала землю.
На часть полученных от продажи денег бабушка приобрела собственный дом и съехала от матери. Это был уютный дом с тремя спальнями — ранчо с туалетом и ванной всего в четырех минутах езды от того места, где она жила с нами. Ей очень хотелось показать его мне, да я и сама не могла этого дождаться. Первым делом она повела меня в маленькую комнату с двойными кроватями.
— Это гостевая. Или твоя комната, когда ты будешь оставаться здесь.
Последнюю фразу она бросила через плечо, выходя в гостиную. Я улыбнулась. Меня нисколько не удивило, что она выделила комнату специально для меня.
После осмотра дома я вернулась к матери. Едва я переступила порог, как она начала кричать на меня за то, что я оставила свои сумки в гостиной. Их больше негде было разместить, но, похоже, я выбрала неправильное место. Еще до того, как окончательно переехала, когда я летом перед колледжем работала в лагере бойскаутов за городом, мать перенесла коробки с моими вещами в гараж, чтобы освободить место для моих братьев и сестры, а также для бабушки, которая в то время еще жила с нами.