Плохая шутка

Денис чувствовал, что «фильм» перед его глазами начинает ускоряться. Эпизоды становились короче, мелькание лиц набирало скорость. Перед его глазами проносились войны, несчастные случаи, катастрофы, убийства. Женщины, мужчины, дети, старики, больные и здоровые. Смерти, смерти, смерти. Несправедливые и в то же время справедливые. Закономерные.

Прежде чем мелькание превратилось в бесконечный неразборчивый поток образов и линий, Денис успел заметить еще одну картину. Перед ним на секунду появилась кабина самолета. Частично прикрытые креслами пилотов сотни приборов жили своей жизнью: стрелки двигались, лампочки мигали. В левом кресле сидел человек, но это был не пилот – он был в костюме. Денис мог разглядеть короткую аккуратную бородку и большие очки на смуглом лице. На приборах между сиденьями пилотов лежал уже знакомый предмет – белый конверт с красными буквами. Картинка расплылась, но Денис успел увидеть то, на что смотрел этот человек: два стремительно приближающихся небоскреба, один из которых был объят огнем.

Когда переизбыток информации, казалось, готов был взорвать голову изнутри, мельтешение прекратилось. Денис вновь оказался в темноте, но через секунду понял, что это не совсем так. Постепенно его глаза привыкли, и он смог разглядеть безлунное небо с бегущими черно-синими пятнами облаков и тропинку, вьющуюся через небольшую полянку с левого нижнего края экрана к середине и вглубь. Тут и там росли редкие чахлые деревца. Сильный ветер поднимал в воздух сухие ветви и листья.

По тропинке медленным и тяжелым шагом двигался скелет, облаченный в плащ, более напоминающий рваные бесформенные лохмотья. На опущенном вниз черепе, повернутом к Денису в профиль, висели кусочки плоти, которые вот-вот готовы были осыпаться с голых костей. Ярко-белые волосы развевались от ветра, и казалось, что вокруг черепа пробегали беспокойные волны. В костлявой руке скелет сжимал серп с почерневшей ручкой и проржавевшим изогнутым лезвием. Полы плаща при каждом порыве ветра задевали мелкие зубцы лезвия. Во второй руке существо держало поводья, ведя за собой два лошадиных скелета. Вытянутые черепа с пустыми глазницами и без ушей совершенно не были похожи на лошадиные головы. Внутри массивных грудных клеток не было ничего – Денис подумал, что при свете он смог бы разглядеть между ребер землю. Кости, которые, казалось, крепились между собой так непрочно, что в любой момент могли посыпаться, как кегли, медленно перемещались, ведомые Анку. Позади них, покачиваясь из стороны в сторону на шатающихся деревянных колесах, двигалась телега. Керосиновая лампа, висевшая на той стороне борта, которую видел Денис, давала настолько слабый свет, что могла осветить только саму себя и маленький участок деревянного борта.

Небольшая процессия медленно удалялась. Все происходило по законам немого кино – в полнейшей тишине. Через несколько секунд фигура Анку стала понемногу растворяться во мраке, а еще чуть позже Денис мог разглядеть лишь два слабых пятнышка света – от керосиновых ламп по обе стороны телеги.

Затем наступила полная темнота.

Открыв глаза, Денис некоторое время не мог сообразить, где находится. Серые стены и грязно-белый потолок казались ему незнакомыми. В квартире, которую он снимал, стены покрывали обои, местами рваные, местами протертые, но все же более приятного вида, чем эти – голые, больничные.

А затем Денис увидел тумбочку с телефоном. «Интересно, с этого телефона он звонил мне?» – вспомнился ему вопрос, пришедший в голову несколько часов назад.

«Или это были минуты? Дни?»

Время для Дениса сейчас представляло какую-то вязкую субстанцию, которая могла тянуться до бесконечности. Он не понимал, какой сегодня день и сколько сейчас времени. Но теперь он отчетливо осознал, где находится. В проклятой квартире двадцать четыре, в гостях у Смерти. Только вот самого Анку не было ни видно ни слышно.

Денис попытался встать и тут же сморщился от боли в голове. Он поднял правую руку и дотронулся до виска. Указательный и безымянный пальцы погрузились во что-то густое и мокрое. Посмотрев на руку, Денис не удивился, обнаружив кровь. Он же не мог вырваться из такой передряги без потерь!

Но боль в голове оказалась не самым страшным. Хуже оказалась та пустота внутри, которую он ощутил в момент, когда Всевышний оставил его тело. Чудовищное чувство опустошения слегка притупилось, но никуда не делось.

Денис, наконец, поднялся, и ему тут же пришлось опереться о стену. Голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота, ноги с трудом держали тело.

«Можно класть в катафалк и отвозить на кладбище», – подумал он, и эта мысль неожиданно приободрила его.

В конце концов, он все еще был жив! Плохое самочувствие? После того, как он оказался объектом спора Бога с Каином, удивляться плохому самочувствию не стоило. А тошнота, слабость и боль пройдут.

Денис мысленно пожелал, чтобы и ощущение пустоты куда-нибудь исчезло.