– Шоры на глазах мешают тебе понять. Этот мальчишка сделал то, до чего ты не можешь дойти уже многие тысячелетия.
– Он такой же убийца, как и я. Ведь мы так и договаривались, – проговорил Каин, сдерживая свои страх и гнев. Творец был терпелив, но, когда терпение кончалось, никто не желал быть тем самым, кто вывел Его из себя.
Денис завороженно следил из своего убежища за Каином. С лицом Анку происходило нечто невообразимое. Метаморфозы происходили с бешеной скоростью: вот бледное, но вполне человеческое лицо, а вот оголенный, местами покрытый тонкими полосками кожи череп, вот лицо, а вот череп, лицо, череп, лицо, череп. Это походило на слегка замедленный бег пленки в кинокамере, когда глазом видно двигающиеся вверх рамки кадров.
– Нет, – произнес рот Дениса. – Не такой же. Он –
Лицо Каина скривилось. Это было заметно, даже когда оно становилось черепом. Словно злость этого существа впиталась в кости.
– А в чем я должен был раскаяться? В том, что Ты призрел жертвоприношение моего братца? В том, что Ты – мясоед?
Денис задержал дыхание, ожидая от собеседника Анку («Бог, это Бог! Во мне Бог») жесткой ответной реакции на подобный выпад, но голос Всевышнего ни на секунду не зашел за границы мягкого и непоколебимого спокойствия:
– Нет, тебе надлежало раскаяться в своей ненависти и себялюбии. И тогда было бы совершенно не важно, какую жертву ты бы мне преподнес. Около меня найдется место всем, кто выбрался из болота самовлюбленности к свету любви к ближнему.
Каин, внезапно лишившись сил, как будто уменьшился в размерах. Он, как и несколько секунд назад, смотрел сверху вниз в глаза того, кто сейчас находился в Денисе, но теперь жуткое изнеможение отразилась в каждой его черточке. Лицо, вновь возникшее на месте черепа, осунулось, щеки – ввалились, глаза спрятались в глазницах. Руки беспомощно повисли вдоль тела. Вся ярость, ненависть ушли, осталась только нечеловеческая усталость. Денис на несколько секунд проникся жалостью к этому существу – то ли человеку, то ли нет. Он видел теперь перед собой настоящего Каина – несчастного, обреченного на тысячелетия одиночества, к которому так и не привык, имеющего в своей бесконечной жизни лишь одно удовлетворение – иллюзию управления человеческими жизнями.
Денис понял (он не мог объяснить, откуда приходило знание, оно просто рождалось в нем), что Каин был лишь исполнителем воли того, кого он называл Всевышним. Все слова Анку по поводу справедливости были очередной ложью. Ложь заключалась не в том, что отнимание жизни было справедливым – тут Анку говорил правду, а в том, что эта самая справедливость зависела от Анку. Тот лишь исполнял волю Всевышнего, как Денис, в свою очередь, исполнял волю Смерти. И все угрозы Анкудинова теперь казались всего лишь пустым словоблудием. Анку ничего не мог сделать Лане просто потому, что не имел на это полномочий.
«Дешевые понты, не более того», – удовлетворенно подумал он.
Каин открыл рот, затем закрыл его, вновь распахнул. Он силился что-то сказать, но пока не мог. Слова рождались тяжело. Наконец тихо и беспомощно он произнес:
– Отпусти меня.
Всевышний молчал.
– Отпусти меня, Творец. Я оплатил свои грехи в полной мере. Я уже тысячи раз пожалел о содеянном. Отпусти меня в пустоту. Я больше не могу этого терпеть. Я получил свое наказание.
Каин продолжал говорить одно и то же, неразборчиво шевеля тонкими губами. В конце концов, он остановился на середине слова и просто смотрел в глаза собеседнику.
– Нет.
Короткое слово, раздавшееся со всех концов этого маленького мирка, из каждой точки, прозвучало мягко, почти сочувствующе. Но сказанное, оно моментально стало законом – Денис это почувствовал. Взгляд Анку потух окончательно, и тот, закрыв глаза, опустил голову так, что его лицо невозможно было рассмотреть.
Денис, сидя в уголке своего сознания, попытался пошевелить рукой, но ничего не получилось. Всевышний еще не отдал ему его тело. У Творца еще оставалось что сказать беспомощному Каину.
Голос, раздавшийся из уст Дениса, поразил отцовской мягкостью и в то же время суровостью.
– Я буду ждать, когда ты придешь ко мне со склоненной головой, а не с хитрым трюком в рукаве, и тогда возле меня найдется место и для тебя, Каин.