Плохая война

Грех чревоугодия в лице толстого шваба, запихивающего в широко раскрытый рот целый окорок, и грех гнева в лице шваба, нападающего на другого с кинжалом, никаких затруднений не вызвали. Ландскнехт, блюющий на распятие{20}, получился не менее реалистично.

С содомским грехом Патер, как и с чёртом, никогда в жизни не встречался, даже на исповеди. Зато, будучи духовным лицом, ограничивал себя в ругательствах и, когда хотел обозвать кого-нибудь лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, сделав умное лицо, называл его содомитом, а не каким другим словом похуже. О распространенности этого греха среди швабов и прочих наемников Патер как-то не задумывался. В самом деле, если у них хватало наглости называть швейцарцев milchsinker ("молочная мразь") или chuefigger{21} ("тот, кто сношается с коровами"), надо было дать негодяям достойный ответ. Особенно, если учесть, что основные пороки уже нарисованы, а в уголке ещё осталось свободное место, как раз для того, чтобы изобразить две фигуры, совокупляющиеся в позиции "как бык с коровой".

Патер наложил последний карандашный штрих, придирчиво осмотрел картину и обернулся к гостю.

- Ганс! Ты вовремя вернулся. Хочешь на войну?

- Конечно хочу! Против кого воюем?

Ганс любил войну, хотя бывал на ней нечасто. Никакой ответственности и халявная кормежка.

- Какая разница, против кого, - преподобный широко улыбнулся, - главное - за кого. Герцог де Водемон снова собрался повести нас к победе. Ты, Ганс, плохо кушаешь последнее время. Алебарду-то поднимешь?

Надо сказать, что Патер, будучи настоящим швейцарцем, не пропускал ни походов, ни учений, ни даже тренировок и пользовался всеобщим уважением не только за благочестие, но и за необычайно крепкое здоровье, серьёзную боевую подготовку и в особенности за несокрушимый боевой дух.

- Дайте мне пожрать, - я вас всех подниму, - огрызнулся Ганс.

- Сходи-ка ты к Быку, порадуй толстяка новостями. Он тебе самый хороший хлеб даст. А потом сходи к мяснику Якобу, у которого лавка чуть ниже пекарни, он тебе еще мяска кусок подарит.

Быком прозвали местного булочника, который полжизни провел в чужих войнах, а потом вышел на покой, удачно женился и последние годы, сколько Ганс мог вспомнить, вел образ жизни почтенного бюргера, почти не выезжая за пределы родного городка. Трое его сыновей пошли по стопам отца, нанимаясь на все войны в окрестностях, и четвёртый, ровесник Ганса, должен бы был в ближайшее время к ним присоединиться. Вот и он, примерный сыночек, ведёт в отцовскую лавку большую собаку, запряжённую в тележку с мукой.

- Здорово, телёнок! – вежливо начал разговор Ганс, - Что умеет твой пёс, кроме как тележку возить? У меня четыре собаки и все в два раза умнее, чем твой мохнатый конь! Ты знаешь, что война будет?

- Сам ты, Ганс, телёнок и конь мохнатый, - отмахнулся собеседник, - Что за война?

- Не знаю точно, но Патер сказал, что какой-то Водемон срочно нанимает швейцарцев. Еще говорит, чтобы я это передал твоему отцу. Только зачем это ему, он у тебя тот еще домосед. Герой, хи-хи, вчерашних дней. Ему только на масленицу с Патером силами меряться, а не на войну ходить.

На масленицу в городке каждый год устраивали "битву Масленицы и Великого поста", Масленицей всегда выбирали Быка, а его противником - Патера, который как раз выглядел как воплощение Великого Поста - тощий, жилистый и с лысиной, избавившей его от необходимости выбривать тонзуру. Двое старых друзей устраивали для земляков красочное представление с трюками, шутками и поединком на нескольких видах оружия.

- Отец таких, как ты, об колено ломает.

- Ой, боюсь-боюсь!

Слово за слово, пряча лица в капюшоны от ветра и снега, двое подростков дошли до булочной.

- Что-то ты долго, сынок, - выглянул в дверь булочник, - идёшь тут, болтаешь, лучше бы тележку подтолкнул.

- Батя, а ты знаешь, что война будет? Патер сказал, какой-то Водемон приехал, - выпалил в ответ сын, опередив Ганса.

- Водемон? Слышь, Якоб, - обернулся Бык к какому-то покупателю, - тряхнём стариной?

- А то! - откликнулся покупатель, оказавшийся тем самым мясником Якобом, - есть еще порох в пороховницах!

Ганс остался в дураках. Прошёл совсем не по пути полгорода против ветра и не получил ни хлеба, ни мяса, ни даже благодарности. Что за жизнь! На войне и то веселее.

Добравшись до дома, он принялся за поиски оружия и доспехов. Сложнее всего искать то, чего нет. Гораздо легче оказалось найти то, чего и быть не может, например, пыльную фляжку, почти доверху наполненную добрым коньяком. Пару лет назад, на бурной пьянке, её потерял кто-то из гостей. После обретения чудесной находки, поиски стали перемежаться выпивкой. На закуску на дне сухарной сумки остались сухарики и основа для набившего оскомину фондю - кусочек заплесневелого сыра. Читатель, даже не думай про "благородную плесень"!