Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)

— Я уже рассказывал, — хмыкает фон Вейганд, изучает меня горящим взглядом. — Совсем недавно.

— Нет, я бы не… — говорю и осекаюсь.

Жуткая догадка озаряет сознание.

Нет, не верю.

Так не бывает.

Перебор.

Такое никогда не произойдёт по-настоящему. Нелепые слова, дурная шутка, не более. Вздор, дабы припугнуть и застращать, выгнать с частной территории.

Правда?

Пожалуйста, скажи, что правда.

— Поняла, meine Kleine, (моя маленькая) — кивает. — Вижу, поняла.

— Нет, нет, — повторяю точно заклинание, отрицательно мотаю головой, яростно отринув факты. — Невозможно.

— Наивное создание, — укоряет мягко, сбрасывает мою руку, затягивается сигарой.

— Издеваешься? — спрашиваю с затаённой надеждой.

— Отнюдь, — звучит ровно, ни капли сарказма.

— Бредовое дерьмо про собаку, — нервный смешок вырывается из горла и замерзает на губах. — Дебильная фантазия? Ошейник, поводок, команды. Ты серьёзно? Прогулки по саду, лай, плеть в зубах. Прикалываешься? Кто творит подобный п*здец в реале?

— Это невинная шалость, — пожимает плечами. — Если сравнить с остальным, далеко не самое жуткое.

— То есть? — выдыхаю судорожно. — А что тогда, бл*ть, самое жуткое? Бубонная чума? Проказа? Казнь «кровавый орёл»?

Моё истеричное красноречие не находит никакого отклика.

Фон Вейганд молча курит, не спешит реагировать. Смотрит прямо перед собой. Либо в окно, либо в пустоту.

Он знает ужасную историю от и до, в курсе всех мелочей. Только рассказывать не желает, не готов пролить свет на события давно минувших дней.

Почему? Бережно хранит чужой секрет? Скрывает нечто большее?

Господи.

Как же я раньше не заметила. В погоне за деталями упустила главное.

Содрогаюсь от неожиданного открытия.

Меня обдаёт кислотой. Изнутри. Гнетущее чувство зарождается в груди, стремительно распространяется дальше, струится по венам, пропитывает насквозь, пульсирует в такт рваным толчкам крови.

Жертвы изнасилования редко обращаются в милицию. Им хочется скрыть позор любой ценой. Они боятся огласки, пытаются совладать с кошмаром в одиночку, даже очень близким людям ничего не говорят, не ищут помощи.

Вспоминая прошлое, точно переживаешь всё заново, по второму кругу. Каждый миг, каждый оттенок эмоций. Вихрь ярких вспышек захлёстывает.

Парализующий страх. Омерзение. Утрата контроля над собственным телом. С этим трудно справиться. Поведать об этом ещё труднее.

А если речь не просто о насилии?

Не единственный эпизод, не отдельный кадр. Бесконечная цепь экзекуций. Крайняя степень изуверства. Уничтожение личности. День за днём.

Кому признаешься? Кому раскроешь жуткие подробности? Кому изольёшь душу, словно на исповеди?

Тут мало родственных связей, дружбы тоже не хватит. Нити истины искрят, будто оголённые провода. Выдержит лишь избранный.

Так кто же фон Вейганд?

Кто он для Дианы?

Blodorn.

Лезвие плавно скользит по спине. Мои рёбра рассекают и разводят в стороны, лёгкие извлекают, вытаскивают наружу, чтобы выглядело красиво. Похоже на крылья.

Травматический шок. Пневмоторакс.

Падаю, зависаю в невесомости. Не дышу, горло забивает стальная пыль.

Согласна, викинги знают толк в развлечениях. Прошу любить и жаловать — «кровавый орёл». Всем понравится. Наверное. Посмертно.

— Мы встретились несколько лет назад, нас свёл общий знакомый, — заявляет, разрывая паузу на части. — Я был заинтригован. Девушка, которой удалось выбраться на волю, выжить вопреки стараниям лорда.

Затягивается и медленно выпускает дым.

— Девушка, которая обладала важной информацией, бесценными данными, — лёгкая улыбка играет на устах, а в тёмных глазах разверзается бездна. — Но возникла проблема.

Крупная ладонь ложится на мою макушку, нежно поглаживает, практически по-отечески. Опускается ниже, зарывается в спутанные пряди, тянет, вынуждая запрокинуть голову назад.

— Когда человек долгое время проводит в плену, ему сложно сбросить кандалы. Тело не скованно, однако разум томится в заточении.

Пальцы неторопливо скользят вдоль подбородка, а потом замирают и сжимают, заставляя дёрнуться. Сигара опять пылает слишком близко.

Безжалостный огонь и льдистая ласка. Грани стираются, плавятся в борьбе необузданных стихий.

Падаю вниз, растворяюсь в обсидиановой черноте.

Я зажата в жестоких руках палача. Будто в тисках. Вижу собственное отражение и теряюсь в приступе конвульсивной дрожи. Цепенею. Затихаю, охваченная паникой.

Боюсь перевернуть страницу, постичь запретное, прочесть крамольные строки из книги судеб.

— Диана не страдала от ночных кошмаров, не мучилась угрызениями совести. Не каялась в содеянных грехах. А содеять ей пришлось очень многое. Чтобы выбраться из ада, нужно миновать все его круги, — невесомая улыбка тает, превращаясь в оскал. — С чистыми руками выйти не получится. Только пробивая путь, прогрызая, прокладывая тропу из плоти, крови и костей. Желательно чужих. Каждое испытание оставляет рубец в душе. И знаешь в чём загвоздка?

Нет.

Железная хватка не позволяет шелохнуться.

Господи, нет.