Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)

Не понимаю, что делаю. Не представляю, не ведаю. Повинуюсь порыву. Выпрашиваю милость. Милостыню. Вымаливаю. Жалкая. Униженная. Раздавленная.

Я пытаюсь остановить колесо судьбы.

Собой.

Телом.

И душой.

— Я не могу тебя потерять, — шепчу враз пересохшими губами. — Я не хочу.

Без слов.

Фон Вейганд поднимает меня. Грубо. Резко. Рывком. Обхватывает за плечи. Вздергивает. Точно на виселице. Взгляд черных глаз душит похлеще петли.

Господи, помоги.

— Он мертв, — произносит холодно.

— Кто? — шепчу на выдохе.

Я чувствую дрожь.

Свою. Чужую. Не разобрать.

Возможно, мне просто чудится.

Очередная иллюзия.

Мираж.

Тот, кто любил меня. Тот, кто меня оставил. Тот, чье сердце горело для меня. Там. Давно, далеко, в забытом городе.

Единственный человек на земле.

Мой человек. Мой мужчина. Первый. Во всем. И последний.

Я хочу умереть. Хочу сгореть. С твоим именем на устах. Хочу пылать. Хочу леденеть. Хочу погибать. Только в твоих руках.

Верни мне.

Наш потерянный рай.

— Твой парень, — вкрадчиво поясняет фон Вейганд. — Стас.

Это совсем не тот, о ком я спрашиваю.

Не тот, о ком хочу знать.

Хоть когда-нибудь.

— Его больше нет, — продолжает ровно.

— Не… мне не важно.

— Тогда по кому эти слезы?

— Слезы? — глупо переспрашиваю.

Всхлип рвется из горла.

На губах и правда солоно.

— Нет, — нервно мотаю головой. — Нет, я не плачу.

— Ты рыдаешь, — обхватывает мое лицо ладонями, его пальцы сдавливают виски, вынуждая взвизгнуть. — Ничего. Ты еще не так зарыдаешь.

— Пожалуйста, я…

— Как трогательно, — цедит с презрением. — Пришла вымаливать прощение для своего любимца.

— Ты не прав.

— Повтори.

— Ты, — выдаю сдавленно, осекаюсь, но все-таки завершаю фразу: — Не прав.

Сейчас он раскроит мой череп. Раздавит голыми руками. Расколет на части. Раздробит, сотрет в порошок. Легко и просто. Без лишних церемоний. Без напряжения. Играючи, с наслаждением.

— Пожалуйста, — говорю чуть слышно. — Ты не должен быть таким.

— Каким? — хмыкает. — Монстром? Чудовищем? Собой?

— Это не ты.

— Это я.

— Я не верю.

Вдох.

Выдох.

Жадно.

Судорожно.

Дышим.

И отнимаем кислород.

Друг у друга.

— Я никогда не обещал тебе сказку.

— Мне не нужна сказка. Нужен ты. Настоящий.

— Так бери.

Содрогаюсь.

Его голос обжигает меня.

Неужели…

Я даже не осмеливаюсь додумать эту мысль. На краткий миг кажется, будто он и правда простил. Будто время обратилось вспять. Будто у нас еще есть надежда. Шанс. Будто не ради издевки мне вернули мой собственный вызов.

Стена дает трещину.

Но это обман.

Разрушен замок из стекла. Зеркало раскалывается. Прямо под моими судорожно сжатыми пальцами. Разверзается точно бездна. Рваные осколки вонзаются в податливую плоть. А я совсем не ощущаю боли. Я под анестезией. Утробного ужаса.

— Вниз, — ледяной приказ. — На колени.

Безразлично.

Безлично.

— Что? — бормочу сдавленно.

— Жаждешь настоящего, — саркастически ухмыляется фон Вейганд. — Валяй, готовься принять по самые гланды.

Отпускает на волю, позволяет упасть на пол. Поглаживает по макушке. Нежно, небрежно. Перебирает спутанные пряди волос. Потом резко вдавливает мою голову в свой пах.

— Я не…

Замолкаю, не решаюсь продолжать.

Его вздыбленный член упирается в мою щеку. Ощущаю жар плоти даже через плотную ткань брюк. Во рту моментально скапливается слюна.

Гигантский. Твердый. Раскаленный.

Я могу очень четко представить, как он входит в мое горло. Двигается точно стальной поршень. Заставляет задыхаться, перекрывает воздух.

Озноб сотрясает тело.

Я теряю контроль.

Взгляд затуманивается, губы приоткрываются. Обмякаю, расслабляюсь. Безвольно растекаюсь в жестоких руках.

Я покоряюсь рефлексам.

— Завелась, — заключает фон Вейганд.

Ничего не отвечаю. Прикасаюсь к нему. Сквозь ткань. Прижимаюсь ртом к враз напрягшемуся органу. Провожу языком по всей длине.

У меня перехватывает дыхание.

От собственной наглости.

Развратно. Грязно. Разнузданно.

Но это удивительно правильно.

Я хочу его.

Везде.

— Хватит, — резко отстраняет. — Я не нагулял аппетит.

— Издеваешься? — голос срывается, продолжаю шепотом: — Ты возбужден.

— Я не стану трахать твой лживый рот, — буквально выплевывает.

Наматывает мои локоны на кулак, дергает вверх, вынуждает подскочить на ноги с диким воплем. Толкает к двери, открывает замок, выталкивает за порог. Бросает халат следом за мной.

— Нет, — впиваюсь скрюченными пальцами в широкие плечи. — Пожалуйста, нет.

— Изголодалась по сперме? — обдает ледяным презрением. — Обратись к охране. Может, кто-то сжалится и спустит в твою глотку.

— Нет, нет, нет, — повторяю лихорадочно. — Прошу, не прогоняй.

Игнорирует.

Отдирает от себя.

Насильно.

— Скажи, — кусаю губы. — Что мне сделать?

— Ничего, — выдает отрывисто. — Убирайся.

Все мольбы мимо.

Падаю ниже.

— Я буду такой, как ты хочешь, — шепчу, глотая слезы. — Я буду любой. Я стану. Я справлюсь. Клянусь.

Опускаюсь на пол.

Цепляюсь за брюки.

Суетливо. Судорожно.

Хватаюсь за сапоги.

Нервно. С отчаянием.

Мои пальцы в крови.

Бью по клавишам.

Но не попадаю в ноты.

Что-то ломается внутри.

Хрустит.

Скорбно. Мерзко. Жалобно.

Наверное, это мой хребет.

— Прошу, пожалуйста.

Рыдаю.

Взахлеб.

Склоняюсь.

До земли.

Сгибаюсь.

В три погибели.

Я пытаюсь поцеловать его ноги.