Плохие кошки

Все на свете она пропустила — и листопад, и нового котенка Прошку с серой восьмеркой на носу, и первый снежок в конце октября, и переезд — у тетки теперь были новые квартиранты с Аллой Пугачевой по воскресеньям и с красно-оранжевыми полотенцами через двор.

А Биологиня?..

— Съехали они, — объяснила бабушка. — Да и чего им теперь делать в нашем-то гадючнике? Ей доцента дали, вот оно как! Заживут теперь, как люди!

Может, хоть этот свежевыданный доцент не будет ее пилить. Хоть бабушка и говорит, что все мужчины одинаковы, но о доценте она отзывалась с большим уважением. Санька хотела спросить про красивого мужа, да раздумала — не все ли равно, кого он теперь будет пилить, где запоет: «Ой, мороз, мороз!»

Во дворе лежал снег. Дружок щеголял новехонькой прочной цепью и ярко-красными язвами на спине. Расчесал опять, старый дуралей. И нет теперь Биологини с мазью Вишневского. И Брыську теперь кто покормит…

— Кто ее знает — по помойкам шарится! — охотно пояснила бабушка. — Не кошка, а настоящий черт! Ты ее корми, она же тебя и порвет, как тигра! Скотина неблагодарная! Через нее зараженье крови сделалось, врачи откачать не могли!

— Но ведь ее спасли? Она же потом выздоровела? А как же доцент?

— Выздоровела, Санечка, выздоровела, — сладко закивала бабушка. — И ты вот у нас выздоравливай, набирайся сил. Ей доцента дали, уехала аж в самую Москву, она же очень умная была, сколько потом книжек оказалось — возами вывозили! Это ж надо столько книг прочитать! Голову сломаешь!

— Умная-то умная, а уехала и до свидания не сказала Ни разу ко мне не пришла, — буркнула Санька. Осталась обида это она, а не слабенькая Биологиня должна была спасти Брыську. Хотя кошка так ни разу и не дала себя погладить, и вообще оказалась предательницей. Но уж ее бы кошка не расцарапала — куртка вон какая толстая, ничем не возьмешь. И раз она надела куртку и шапку, откуда взялось это самое воспаление легких?

— Дак она сама в больнице лежала, а потом — то се, до тебя ли ей, Санька? Доцент — это знаешь сколько работать надо, это тебе не в огороде собак гонять!

— Может, они и Брыську с собой забрали?

— Ага, мало им в Москве кошек бегает, вези теперь эту дармоедку! — фыркнула бабушка.

«Найду! — пообещала себе Санька. — Раз не увезли, точно найду».

Она не очень понимала, зачем так нужно разыскать Брыську — погладить, приручить или, наоборот, подманить и угостить гнилой картофелиной, изо всех сил кинуть и не промазать, расквитаться за все. Или просто в глаза посмотреть: ну и как, неверная душа, человек тебя кормил, а ты его до крови расцарапала, до заражения, до больницы! Молча посмотреть в глаза и уйти, как это делала Биологиня.

Санька таскала из дому вкусные кусочки, демонстративно проносила их мимо Дружка — не тебе, тунеядец, не тебе, горе-охранничек! — складывала у поленницы и заводила: «Брыська, Брыська, кис-кис-кис!» Но кошка больше не приходила, кругляшики колбасы превращались в красные ледышки, и их потом расклевывали вороны.

Елена Смирягина КАТИН ДОМ

Кату я принесла за пазухой в дождливый осенний день. Классическая ситуация: лужи, слякоть, грустная девочка двенадцати лет одной рукой держит школьный портфель, другой — придерживает на груди котенка. Встретились два одиночества, хоть трактат по детской психологии пиши.

Но дело было не в одиночестве, а в том, что Кату мне предложила Вера. Моя школьная подруга и соседка по парте Вера долгие годы, сама того не желая, будила во мне одно из самых темных человеческих чувств — зависть. Мне хотелось иметь такие же банты в тугой косе бубличком, на перемене вынимать из портфеля такое же красивое теплое яблоко, складывать аккуратно заточенные карандаши в такой же модерновый пенал с прозрачной крышкой. Но главное, мне хотелось иметь такую же семью, как у Веры, — папа, мама и бабушка И кошка Все они жили в двухкомнатной хрущевке со смежными комнатами, а бабушка спала на раскладушке на кухне, что вряд ли могло быть предметом зависти, но тогда я этого не понимала. Для меня семья, дом, отношения в семье Веры были идеальными. И совсем не такими, как у меня.

Верин папа был строгий, но очень сдержанный человек, единственной страстью которого было коллекционирование книг. Да, тогда, в восьмидесятые, книги коллекционировали. Сначала их надо было достать — купить за большие деньги на черном рынке или выменять на макулатуру и ветошь, отстояв рано утром очередь к специальной машине, где за вторсырье давали купоны. Потом с этим купоном надо было идти в магазин и там, в специальном отделе, наконец, купить книгу за ее настоящую, типографским способом отпечатанную на задней обложке цену. И только потом книгу можно было коллекционировать — ставить на полку за стеклом, рядом с сервантом хрусталя — еще одного признака достатка.