Плохие парни по ваши души. Книга 2 (СИ)

   Слабый свет настенных ламп отражается в ней, и мне безумно хочется нырнуть туда. Я так давно не расслаблялась. Мои мечтательные мысли прерывает Ешэ.

   — Я чувствую, что ты обладаешь силой гораздо большей, чем думаешь, — задумчиво произносит он, сцепив руки за спиной.

   Я вглядываюсь в его милый профиль, в абсолютно молодую кожу, лишенную морщин и недостатков подобного рода. Его слегка раскосые глаза приятны на вид, а губ при рождении коснулась завораживающая пухлость. Он выглядит, как чудесный, смиренный сын, о котором мечтают любые родители.

   — Я думаю, что это — полный отстой, — я невесело усмехаюсь.

   Ешэ только кивает и, выдавив понимающую улыбку, смотрит на меня.

   — Дар восполняется болью — собственной и окружающих людей. Мы наделены уникальной, непостижимой возможностью использовать силу, данную нам, во благо. Многие даже не осознают, что их душа сияет ярче, чем у других. Они глушат этот свет, теряя очень многое.

   Мы останавливаемся у самого края бассейна. Мальчик спешит сесть, он не опускает ноги в воду, но проводит пальцами по зеркальной глади.

   — Однако мой дар рожден не светом. Я был проклят богами и благословлен тьмой. Но тьма, не разделяющая добра и зла, объединяющая начало и конец, стала путеводной звездой, приведшей меня к чему-то, что блаженнее и могущественнее света. Задолго до нашей встречи я знал, что мы встретимся. Я чувствовал тебя, потому что мы похожи, — Ешэ поднимает голову, чтобы взглянуть на меня. — В твоей душе пылает мрак.

   Его голос мягок, а слова исходят с терпением и выдержкой, но от всего, что говорит Ешэ, я содрогаюсь. Меня бросает то в холод, то в жар от его уверенности в сказанном.

   — Я не имею понятия, что скрывается за этой меткой, — продолжает подросток, — но я могу предполагать, что это проклятье куда хуже того, что несет собой клеймо.

   Я машинально кошусь на свою руку. Ешэ же смотрит прямо мне в глаза, не мигая.

   — Думаю, твое проклятие такое же могущественное, как и тот хаос, что живет внутри Тардеса.

   Я нервно облизываю пересохшие губы, в сотый раз за несколько дней возвращаясь к тому, почему моя мать ничего не рассказывала о чертовом Тардесе.

   — Тебе что-нибудь известно о том месте? — нетерпеливо спрашиваю я, присаживаясь рядом.

   — Двери этой тюрьмы никогда не должны открыться, — непоколебимо изрекает мальчик. — Тот, кто привел тебя сюда, готов на все, чтобы добиться своей цели. Намерения Миднайта ужасны, но я не чувствую в нем зла. То, что скрыто в Тардесе, очень важно для него. Оно необходимо ему. Лишь получив это, Миднайт обретет покой.

   Я качаю головой.

   — Меня мало заботят его проблемы. Но мне не нравится, что во всем этом замешана я, — поджав губы, я замолкаю, потому что не уверена, стоит ли продолжать. Но, выдохнув и ощутив исходящую от мальчика готовность слушать все, что бы ни пожелала сказать, я продолжаю. — Миднайт надеется, будто с моей помощью сможет найти Скрижаль и открыть Тардес. Моя семья скрывала главную тайну нашего рода, и теперь все скелеты из шкафа Гарнер вывалились на меня разом. Я просто… в смятении. И я чувствую себя чертовски глупо, говоря о своих проблемах ребенку.

   Нервно усмехнувшись, я отворачиваюсь от Ешэ. Было бы неплохо утопиться в бассейне прямо сейчас.

   — Лишь нам решать, каким путем идти дальше, — мальчик флегматичен к тому, что я не отношусь к нему со всей серьезностью. — Ты можешь выбрать неверно, но помни: на тебя возляжет ответственность за сделанный выбор.

   — Что ты имеешь в виду? — я чувствую себя слегка оскорблено.

   — Мне нужно подготовиться к ритуалу, Анна, если ты еще не передумала убирать метку?

   — Эй, не игнорируй меня, — я прихожу в возмущение.

   — Все ответы находятся в будущем, — невозмутимо информирует Ешэ. — Оно недосягаемо для меня. Я всего лишь человек.

   Я буравлю его сощуренным взглядом.

   — Так ты по-прежнему желаешь избавиться от метки? — мальчик возвращается к своему вопросу.

   Да, да, конечно же, да.

   Я киваю головой в полной решительности.

   — Я люблю свою дерьмовую жизнь, знаешь ли, — пытаюсь разбавить наш глубоко серьезный разговор толикой самоиронии.

   А потом прикрываю рот рукой, осознав, что сказала нехорошее слово.

   — Извини, — засмеявшись, говорю я.

   Ешэ отмахивается, но я замечаю, что его улыбка становится более широкой и искренней.

   — Все в порядке.

   Когда мальчик поднимается на ноги, мне приходится завести голову назад, чтобы не прерывать с ним зрительный контакт. Уважительно поклонившись мне, Ешэ изрекает:

   — Я по-настоящему горд твоей храбростью, Анна.

   Его руки сложены, как для молитвы, и это очаровывает взор.

   После этого Ешэ выпрямляется и торопится покинуть меня, оставляя наедине со своими раздумьями.

   В душе селится легкий осадок грусти и беспокойства.

   Страшно ли мне? Да, черт возьми. Дико, и иногда это чувство сложно удержать в узде. Но я изо всех сил пытаюсь не терять себя. Не попробовав исправить паршивое положение дел, я продолжу вязнуть в гиблом болоте, у которого нет дна. Воздуха уже едва хватает. Я почти ощущаю на кончике языка вкус трясины.