Плохие привычки

Раньше мне очень помогали договориться с собственным подсознанием какие-нибудь знаки. Например, песни. Я частенько что-то пел — причем далеко не всегда песенный репертуар составляли последние хиты или просто модные навязчивые мелодии. Как правило, это были всем знакомые, но очень старые песни, уже давно вышедшие из обихода. Наверное, окружающим было странно слушать, когда молодой парень распевал комсомольские песни середины прошлого века или пафосные пролетарские хиты времен октябрьской революции и гражданской войны двадцатых годов. Или еще что-нибудь, но непременно из ретро.

Однако эти песни безошибочно помогали уловить мне собственный внутренний настрой, понять истинные желания своего эго. С очень большой вероятностью я мог даже предсказывать свое ближайшее будущее. Не видел всей грядущей картинки, но исход какого-либо волнительного события мог предвидеть. К сожалению, это не касалось счета спортивных матчей или карточных прикупов в преферансе.

Практически всегда, идя на важное дело, я твердо знал, чем это закончится. И даже каких усилий данная победа или поражение будет стоить. Для этого нужно было внимательно вслушаться в слова старых песен, которые крутились в моем мозгу. Иногда это составляло довольно сложную задачу — во многих песнях вспоминались всего одна-две строки. Иногда оригинальный текст, наложенный на музыкальное произведение, вовсе подменялся какой-то нелепицей — но нелепицей это могло показаться только для неискушенного слушателя. Для меня же это было четким указанием места расположения клада — толковать подобную белиберду было проще иных сновидений.

В этот вечер почему-то не пелось — даже выключил музыкальный центр в автомобиле, дабы тот не сбивал настрой и не давал неправильных подсказок. Подсознание молчало, во всяком случае, по старым явкам его нигде не обнаруживалось, не хотело оно выходить на контакт категорически.

— Как раз тогда, когда это особенно необходимо — просто жизненно важно, — скулил я от собственных усилий получить знак любой ценой, пытаясь пропеть даже эту мысль. Но мелодия не сложилась, все было похоже на плохую оперетту с бездарным либретто.

— Господи, ну помоги мне, если ты существуешь!

Уставший взгляд скользнул по кирпичной стене у довольно высокого холма справа, я вздрогнул от увиденного. Стена была выкрашена в темно-зеленый цвет, краска выглядела довольно свежей. На этом фоне отчетливо выделялась сделанная трафаретом белая надпись: «БОГ ЕСТЬ». Надпись повторялась на одной и той же высоте, будто продублированный несколько раз позывной в радиоэфире.

Так-с, похоже, обратная связь обнаружилась — но никогда подобным образом она не проявлялась. Бывало — взгляд выдергивал фамилию автора или название книги на книжном стеллаже. Но ведь там выбор-то какой — наверное, на все случаи жизни. То есть, например, думаешь — брать на футбол ставшего несколько замкнутым в последнее время Стаса или идти вдвоем с Мишкой, а взгляд падает на «Три мушкетера». Сразу ясно, что на футбольном матче окажутся как минимум трое. А то еще и какой-нибудь четвертый дʼАртаньян объявится. Или думаешь о том, когда Катька из параллельной группы обратит на тебя внимание, а взор уже остывает, напоровшись на «Двадцать лет спустя». Терзаешься сомнениями, не подловит ли тебя Хомка на списании какой-нибудь компьютерной приблуды, вполне еще рабочей — на тебе, «Неуловимый Хабба Хэн» Макса Фрая тут же успокаивает…

Общение с собственным подсознанием методом надписей на заборах и граффити показалось мне совсем уж нереальной затеей. Ибо всем хорошо известно, что выбор посланий вообще и слов в частности там невелик. Поэтому уже через пару минут я пришел к выводу, что произошедшая случайность внимания не заслуживает и знаком свыше являться не может.

Как вариант, можно было бы просто выкинуть из головы всю эту кутерьму и отвлечься на что-то другое. Иногда я так делал, когда нужно было выбрать подарок на день рождения — а выбор этот не был очевиден. Переставал думать о выборе на пару дней, а потом неожиданно, сам по себе в мозгу всплывал вариант подарка. Причем оказывалось, что этим вариантом были довольны все, а в особенности — именинник.

Вот только перестать думать о том, что терзало, не мог. Это было выше изрядно поубавившихся сил, предмет волнений слишком много для меня значил. И пусть откуда-то с незримых глубин подсознание слабенько сигнализировало, что все будет хорошо, я запретил себе удовольствоваться столь расплывчатой и сомнительной информацией. Я жаждал убедиться в собственной нормальности. Очень уж не хотелось оказаться в салатной пижаме не по размеру в одной из палат психиатрического диспансера.

— А шансов у вас, батенька, вагон и тележка… вместо того чтобы пойти к профессионалу, ты ездишь по городу и пялишься на заборы да рекламные плакаты, — я бурчал, обгоняя белую «Калину».