Плохие слова

— Как это «ни при чем»? Как минимум, свидетелем по делу пойдешь. Или соучастником. Пили-то вместе. А скорее всего даже потерпевшим. Голова ведь твоя! Поди еще раз посмотри.

Крысин поднялся с табуретки и сунулся в холодильник.

— Моя, — подавленно согласился он. — Наливай…

Крысин и Петухов выпили еще.

— Кстати, — спросил Крысин, — а где тело?

— Какое тело?

— Ее тело — Крысин тыкнул пальцем себе за спину. — Вернее, его. Головы, знаешь, не на грядках растут!

— Н-не знаю, — промямлил Петухов.

Мысли о том, что у этой головы могло быть тело, у него до сих пор не возникало.

— А ты смотрел? Ну, в шкафу, под кроватью.

— Нет…

— Так хули мы расселись?! — Крысин вскочил. — Давай пошарим, может, еще чего найдем!

Петухов с дрожью распахнул шкаф и задвигал туда-сюда вешалки с одеждой. Крысин встал на табуретку и заглянул на антресоли.

По очереди были обследованы балкон, ванная, туалет и разные укромные места в небогато обставленной петуховской квартире.

Тела нигде не было.

— Ни фига нету, — с плохо скрытым разочарованием сказал Крысин. — А в морозилке? В морозилке смотрел?

— Зачем? Не влезет же.

— Целиком не влезет, а, скажем, кисть или там внутренний орган какой-нибудь — вполне.

Петухов, собравшись с духом, рванул на себя дверцу морозилки.

— Ну? — сунул нос Крысин.

— Пусто.

— Факт, пусто. Толян, ты скажи мне одну главную вещь. — Крысин многозначительно насупился. — Это точно не ты?

— Валера, я тебе клянусь! Я встал, хотел выпить рассола…

— А сколько времени было? — перебил его Крысин.

— Да часов шесть, что ли, или семь, не важно.

— Теперь все важно, — веско сказал Крысин. — Ладно, наливай. Мне половинку.

На этот раз Крысин все-таки чокнулся и невпопад сказал:

— За все хорошее!

Петухов кивнул.

— Ты бы закусить достал, — сказал, проглотив водку, Крысин, но тут же осекся.

Петухов истерично хохотнул.

— Лучше хлебушка пожуй.

Крысин захлопал себя по карманам и вытащил сигареты. Руки его дрожали.

— Слушай, Валера, — спросил Петухов. — А тебя в детстве с каким-нибудь близнецом не разлучали?

— Нет, — буркнул, выпуская струю дыма, Крысин. — Ни с кем меня не разлучали.

На несколько минут повисло молчание.

— А ведь в этом есть своя метафизика! — вдруг оживился Крысин.

— Валера, про метафизику лучше не надо, — поморщился Петухов. — Про метафизику ты вчера полвечера трындел. Вот и дотрынделся.

— Нет, я все понимаю. Но чтобы вот так, взять и найти в холодильнике голову… — продолжал Крысин. — Кстати, как она там?

Крысин снова заглянул в холодильник.

— Лежит, сука, — удовлетворенно прокомментировал он. К своей охлажденной голове Крысин относился без всякого почтения.

— Возьми ее себе, — предложил Петухов, — заспиртуй в банке и приклей табличку: «Мое второе «я».

— Хе! Это хорошо, Толя, что ты шутишь. Это признак устойчивой психики. Я уже подумал, а не сошли ли мы с тобой, грубо говоря, с ума?

— Я, собственно, затем тебя и позвал. Теперь выходит, что не сошли.

Крысин вскочил и прошелся по кухне.

— Прежде всего надо сделать главный выбор: будем мы про это дело колоться властям или потихоньку выкинем ее подальше?

— Не знаю… А тебе что, совсем ее не жалко? Твоя ведь голова. Вдруг мы ее выкинем, а с тобой потом что-нибудь случится?

— Да, во всем этом есть своя мистика, — задумчиво сказал Крысин. — Ладно, без стакана здесь точно не разберешься. Давай!

После очередного стакана Крысин несколько минут пристально следил за перемещением по противоположной стене небольшого рыжего таракана.

— А ведь голова на блюде — это, Толян, настоящий библейский символ! Даже, не побоюсь этого слова, архетип, — сказал он. — А ты у нас, если вдуматься, царь Ирод.

— Сам ты Ирод! — вяло отмахнулся стихийный атеист Петухов.

— Не скажи! — энергично воскликнул Крысин.

Петухов вздохнул.

Когда Крысин начинал свое «не скажи», лучше было ему больше не наливать. Или же наоборот, поить ускоренно, чтобы побыстрее проскочить этап полемического задора и вступить в фазу вселенской любви, вербальной приметой которой была фраза: «Старик, ты — настоящий!» Но до этой стадии водки не хватит, а о том, чтобы куда-то идти, не было и речи.

— Лично я вижу в этом напоминание о нашей загубленной душе. Суровое, жестокое, может быть, даже последнее в жизни, но напоминание. Причем и тебе, и мне. Нам обоим. Об этом ты думал?

— Нет, — признался Петухов.

Опьянев, он начал снова смутно надеяться, что, если заснуть и проснуться, голова как-нибудь исчезнет из холодильника сама собой.

— А вот я — думаю. И знаешь, что я еще думаю?

— Что?

— До тех пор, пока мы не разгадаем эту загадку, нам вообще нельзя ее трогать. Пусть она так и лежит, а мы…

— Вот уж хрен! — немедленно отозвался Петухов. — Если хочешь, бери ее себе и там разгадывай! Принц, бля, датский! Я в холодильнике продукты держу. А не разные левые бошки.

— Я тебе больше скажу, это печать избранности, — продолжал, не слушая Петухова, Крысин. — Знак свыше…

— Валера! — перебил его Петухов. — Можно я тебя об одной вещи попрошу? Можно?

— Ну.

— Открой холодильник.

— Зачем?

— Ну, открой, открой.

— Ну вот, открыл. И что дальше?

— Посмотри на нее еще раз. Видишь, она мертвая, отрезанная, она вся в крови. Видишь?

— Ну да.