Он побродил по дому, чувствуя себя внезапно очень одиноким, а потом подхватил из бара бутылку и отправился в кабинет — напиваться. Он надеялся, что злоба насытится и уляжется, заснёт к приходу Фазмы. Ещё меньше ему в таком состоянии хотелось видеть Киру — хорошо, что с ней сегодня няня.
Но вместо этого раздражение росло, ввинчиваясь в душу, ища выход. Кайло следил, как сменяют друг друга цифры на часах, и чувствовал, что ему физически необходимо выпустить свою ярость. Иначе… Иначе бог знает, что он вытворит и что скажет.
Отставив бутылку — она опустела наполовину, но опьянения Рен словно не чувствовал — Кайло вышел из комнаты, сунув руки глубоко в карманы и сжав кулаки.
В коридоре он встретился с Джессикой, и она приветливо улыбнулась:
— Кира уже спит, мистер Рен. Я пойду?
— Да, конечно, — откликнулся Кайло. В другой раз он бы обязательно зашёл к Кире, просмотреть, как она спит, но сейчас он чувствовал, как вокруг него расстилается темная душащая аура. Даже Джессика, казалось, почувствовала это, что-то изменилось в ее лице, и она, попрощавшись:
— Приятного вечера! — торопливо зашагала к лестнице на первый этаж. А Кайло направился к лестнице, ведущей наверх — на чердак и мансарду.
Он сам не знал, что толкнуло его туда пойти. Кайло не знал, чего ему хотелось. Выговориться? Наорать на кого-то? Разбить что-нибудь? В студенческие годы он стравливал пар в зале, проводя там, иногда, пять дней в неделю. Позже — отрывался на работе. А теперь он был уважаемым человеком, и срывы ему были не к лицу.
Балерина, как ей и полагалось, была на своем месте. Она неподвижно сидела на диванчике, глядя в стену, погруженная в свой медикаментозный транс. В комнате было полутемно, единственным источником света был ночник, проецирующий на стены звезды, планеты и хвостатые кометы — должно быть его принесла Кира.
— Отдыхаешь, — Кайло окинул балерину взглядом. Из прически не выбивалось ни единого волоска, наряд выглядел безупречно. И это раздражало. Хотелось оторвать с корсета золотые галуны, разодрать шнуровку, распустить дурацкие пучки. — Встань.
Балерина поднялась. Она по-прежнему смотрела в стену.
Кайло приблизился, оглядывая ее. Его охватило злобное желание приказать ей выброситься в окно или разбить стекло и разрезать запястье, но Кайло подозревал, что инстинкт самосохранения не позволит балерине этого сделать. Каковы границы дозволенного? Когда серв очнется, чтобы подать голос? Кайло собирался проверить, что именно он может с ней сделать.
— Выходит, ты на сегодня моя единственная собеседница, — заметил он. — Но из тебя и слова не вытянуть. Что ж. Это даже неплохо.
Подойдя к балерине вплотную, Кайло приказал:
— Ложись на диван.
Глаза балерины расширились, но она подчинилась, смирно вытянувшись на коротком диванчике. Ее ноги свисали на пол, руки улеглись вдоль тела. Смотрела балерина в потолок, но в ее взгляде появилось напряжение.
Кайло присел рядом с ней, хозяйским жестом положил руку ей на колено и провел вверх по бедру. Достигнув промежности, он слегка надавил на нее пальцами, но под плотной тканью сложно было что-то ощутить. Кайло потер ей промежность, пристально наблюдая за лицом балерины, надеясь уловить хоть какую-нибудь реакцию — ничего. Балерина неподвижно пялилась в потолок. Тогда Рен оттянул ткань колготок и потянул ее вниз, стаскивая их. Некстати ему вспомнилось, как он переодевал Киру, когда она была маленькой и настолько крепко засыпала в машине после прогулки, что растолкать ее было невозможно. Она тоже была такой же безвольной.
Кайло отогнал эти мысли, сосредоточившись на девушке перед ним — красивой, но такой отстраненной, что хотелось ударить ее, лишь бы увидеть хоть какие-то эмоции на ее лице.
— Повернись на бок, — сухо приказал он. — Спиной ко мне.
Балерина подчинилась.
Стащив колготки до колен, Кайло вновь запустил руку балерине между ног. Теперь он легко мог нащупать и тонкую ткань белья, и складки промежности. Кайло провел по ним пальцем, чувствуя злое, волнующее предвкушение, убрал руку и шлепнул балерину по бедру. Торопливо приспустив штаны, он вытянулся рядом с балериной и грубо привлек одной рукой к себе, удерживая за бедра.
Балерина издала тихий жалобный возглас, и Кайло процедил:
— Молчать! — продолжая удерживать ее.
Он грубо ткнулся членом между ее бедер раз, другой, чувствуя, как возбуждается от ее окаменелой покорности, от трения о мягкую ткань и нежную кожу. Балерина не двигалась, напряженная, и не издавала ни звука.
Кайло выдохнул ей в затылок. Найдя нравящийся ему быстрый, рваный ритм, он надавил на бедро рукой, заставляя балерину плотнее свести колени. Второй рукой он обхватил балерину за шею, продолжая вбиваться между ее сомкнутых ляжек и тяжело дыша.
Балерина по-прежнему не шевелилась и молчала. Если бы не биение ее пульса, ощущавшееся под рукой, Кайло бы казалось, что он трахает куклу. Он потянул ее сильнее, прижимая шею предплечьем. Свободной рукой он залез под тонкую ткань белья, грубо растирая сухие складки промежности.
— Какая же ты бесполезная… — выдавил Рен, выдыхая ей в затылок. — Бессмысленная вещь!