Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки

Очень долго. Безумно долго и, если честно, я в смятении от новости. Поэтому пока что не могу рационально мыслить. Знаю лишь одно: я не готова его терять. Точно не вот так.

– Да всего-то триста шестьдесят пять дней. Хотя, не спорю, это будут очень непростые триста шестьдесят пять дней. Придётся шваброй как-то отбиваться от поклонников. Видишь, там целая очередь уже выстроилась, ― насмешливо киваю в пустоту.

Юмора не оценили.

– Тупая шутка. Не надо так. Я ж, когда вернусь, всех нахрен выпотрошу. Слово даю.

– Ччч, ― успокаивающе глажу его по руке, а то прям завёлся. ― Расслабься. Ну какие поклонники? Сорокин, я ждала восемнадцать лет тебя. Если нужно, подожду ещё немного. И никого другого мне не надо. Неужели ты так до сих пор и не понял, что не в моих привычках распыляться? Я свой выбор сделала. Дальше зависит только от тебя, ― Витя просто смотрит на меня и молчит. Даже не моргает. И меня это напрягает. ― Ты только скажи: хочешь ли этого сам? А то вдруг это такая аккуратная попытка загаситься от отношений, которых тебе, если что, уже точно не избежать по возвращении.

Снова ойкаю, но на этот раз от того, что меня сгребают в охапку и усаживают верхом на себя. Так, чтобы мы оказались лицом к лицу.

Мамочки. Я уже говорила, что он обалденно целуется? Я это просто обожаю. Так же сильно, как и его несдержанность, с которой он обхватывает меня ладонями за голову, покрывая пылкими поцелуями каждый миллиметр кожи.

Вот только даже его необузданная, местами немного корявая, но такая обезоруживающая нежность меркнет рядом с тем, что вырывается из него с придыхом в следующую секунду:

– Я люблю тебя, знаешь?

– Теперь знаю, ― голос дрожит и первые слёзы всё-таки прорываются на свободу.

– И чего ревём, дурочка? ― стирая большими пальцами мокрые дорожки, вздыхают тоскливо.

– Эмоции.

– Это ты ещё моих не знаешь. Но так надо. Сложно объяснить, я просто это чувствую.

– Надо так надо, ― шмыгая, накрываю его руки своими.

– И ты даже не злишься?

Почему сегодня все меня об этом спрашивают?

– Я немного расстроена, но это ничего. Год пройдёт быстро.

– Думаешь?

– Я умею себя развлекать. К тому же впереди выпуск и экзамены на поступление. Нужно усердно готовиться. Так что это даже отлично, что ты со своим шикарным телом не будешь маячить в поле зрения, отвлекая.

Снова неудачная попытка пошутить, но своей цели она достигает ― разряжает обстановку.

– Отлично. Рад, что мой отъезд принесёт тебе пользу.

– Нам обоим. А к тому моменту как ты вернёшься, я уже, надеюсь, подыщу съёмную квартиру. И если захочешь, мы сможем…

Звучит так красиво и неправдоподобно, что язык не поворачивается договорить. Но Витя делает это за меня.

– Жить вместе?

– Попробовать. Если захочешь.

Широкая искренняя улыбка Сорокина ― отдельный вид прекрасного. Зачем он её прячет? Впрочем, нет. Пускай прячет. Пусть она будет принадлежать и адресовываться только мне.

– Обсудим это попозже, ― блуждая кончиком носа по моим скулам, негромко отвечают. ― Где-нибудь через годик. А то как знать, может ты к тому моменту всё-таки найдёшь себе кого-нибудь получше.

– Эй, а как же обещание всех выпотрошить? Противоречишь сам себе. Нет уж, не рассчитывай. Ты так просто не соскочишь.

– Как там твой покойный любимый француз вещал? "И только смерть может разлучить их"?

Несмотря на ситуацию, меня пробирает на смех. Запомнил! Запомнил ведь! Я была уверена, что он толком и не слушал всё то, что я ему зачитывала вечерами, разбирая диалоги Эдмона Дантеса на составляющие, а он слушал!

–Вы рассуждаете, как устрица, друг мой, ― салютую ему с умным видом, воплощая маленькую мечту и используя, наконец, одну из любимых цитат в жизни.

К сожалению, вся дурашливость быстро улетучивается. Слишком уж горчит осадок от понимания скорого прощания.

Всё изменится.

Не успев толком завязаться, скоро всё изменится.

Поёрзав на Сорокине, устраиваюсь поудобнее на глухо отстукивающей груди, обхватив его за пояс.

– Теперь не осталось никакого стимула ходить в школу. Раз тебя там не будет, ― с грустью замечаю.

– Да, ― поглаживая меня по спине, соглашаются. ― Меня тоже беспокоит, что я не смогу присматривать за тобой.

– Вот как раз это заботит меня в последнюю очередь. Справлялась ведь как-то до тебя.

– Именно. "До" меня. Но, по крайней мере, Марков точно теперь заткнётся.

– Что так? Дал обет молчания?

– Да не. Всего лишь переводится в другую закрытую школу. Куда уж, не в курсе.

– Ого. Неужели его отец согласился?

– Выбора не было. Это уже решение дирика. Челу надоело выслушивать в свой адрес угрозы и, вытащив из архива жалобы, что катали на его сынишку учителя последние пару лет, он решил проблему радикально. Теперь никто не прикопается: два ученика затеяли драку ― оба вылетели. В назидание другим. Так что шакалы присмиреют. Но если что, и Алис ― я серьёзно, сообщай мне. Обо всём.

– И тогда ты дезертируешь, примчавшись разбираться?

– Сомневаюсь, что получится. Но с батей твоим я договорился: он побудет на подстраховке.