Данил к этому времени уже вернулся и вовсю болтал с Еленой Павловной. Та принесла на урок истории игру по двадцатому веку. Игра представляла собой путешествие по типу «Незнайки на Луне» или «Волшебника Изумрудного города». Нужно было бросать кубик и двигаться по специальным кружочкам с помощью цветных фишек. Каждый кружочек содержал в себе какое-то число, а число характеризовалось вопросом. Данилу везло. Он обладал хорошей интуицией, и в вопросах с выбором ответа угадывал в четырёх случаях из пяти. У Агаты интуиция отсутствовала напрочь. Если она не знала правильного ответа, то не угадывала даже со второй попытки. В семи шагах до финала они оказались на одной клетке в третий раз за игру, и Агата, засмеявшись, брякнула первое, что пришло в голову:
– Ты меня преследуешь?
– Да нужна ты мне!
Данил по обыкновению ответил шуткой. Но сегодняшнюю шутку Агата не оценила. Улыбка медленно сползла с её губ, а пол под ногами закачался. За игрой она больше не следила и за весь оставшийся день не издала ни звука. Данил пытался разговорить её всеми мыслимыми и немыслимыми способами: ходил на руках, изображал Ельцина, откопал в каком-то шкафу старый кассовый аппарат и принялся тыкать по кнопкам с самым серьёзным видом. Агата молчала и угрюмо царапала взглядом обои. Данил так и не понял, что случилось. И не придал случайно брошенной фразе большого значения. А вот Агата придала. И смиряться с его словами не собиралась.
«Не нужна…» – как мантру, произносила она, изо всех сил стараясь не плакать. За окнами, как назло, было тепло и солнечно. По небу разлилась густая плотная синева, а около клумб распустились первые цветы мать-и-мачехи. Обычно Агата любила весну. Весна означала скорый отдых. Чаще всего, но не в этот раз. В этот раз весна отобрала у Агаты надежду. Слова, сказанные матерью после дня святого Валентина, внезапно всплыли в её памяти и отдались тупой болью: «Данил может трижды расстаться со своей девушкой, но это не значит, что он полюбит тебя». Действительно, мать была права: в их отношениях ничего не менялось. То самое «чуть-чуть», на которое Агата так рассчитывало, наступать не собиралось. Данил по-прежнему ни с кем встречался, но
В семье Агаты спиртное относилось к предметам дурного тона. Анна Георгиевна предпочитала трезвый рассудок всему и везде, поэтому в рот не брала ни капли. Агатин отец выпивал крайне редко да и то по большим праздникам, вроде дня рождения или Нового года. Видим же почти постоянно был за рулём, отчего дружить с бутылкой ему было попросту некогда.
– Почему Даня выпивает? – как-то раз со вздохом спросила Агата у Али. Саму девочку ни к спиртному, ни к сигаретам не тянуло. Она пробовала шампанское лишь однажды, на последний день рождения матери, когда в доме были гости. Напиток с пузырьками девочка не оценила и, скривившись, тут же выплюнула в унитаз.
– Мужчины, бывает, выпивают, – пожала плечами Алевтина Михайловна. – Им от этого веселее, спокойнее и легче. Женщины и созданы для того, чтобы их держать.
Больше Аля тогда ничего не сказала. Она догадывалась, что на вечеринках или, как любил говорить Данил, «вписках» он
И вот теперь простые четыре слова ввергли Агату в такую пучину отчаяния, из которой выхода она уже не видела.
– Что-то случилось? – Аля пришла к ней в комнату вечером и принесла стакан молока и кусок манника. К ужину Агата не вышла, и женщина боялась, как бы девочка не заболела.
– Ничего. – Агата отвернулась к стене.
– Надо поесть. Иначе завтра скрутит желудок.
– Ну, и пусть.
– Эй, – почувствовав в голосе Агаты слёзы, Аля заставила её повернуться. – Может, расскажешь что случилось, легче станет.
Покачав для приличия головой, Агата тут же зарыдала в подушку.
– Данил сказал, что я ему не нужна.
– Прямо так и сказал?
– Прямо так и сказал.
Алевтина Михайловна склонила голову набок. Она не всё понимала, но уточнять не стала, так же как и не стала уносить молоко с манником.
Тренировки в этот день не было, и Агата уснула на нерасправленной кровати в той одежде, в которой пришла с занятий.