Плохиш для хорошей девочки

Перед глазами то и дело вспыхивал образ Леры. Агата моргала и тёрла веки, но никак не могла избавиться от этого видения. В нём Лера была ещё красивее, чем сегодня. В нём Лера целовала Данила и стаскивала с него футболку.

Анна Георгиевна сняла дочь с подоконника, уложила в кровать и тихо легла рядом. Агата была уверена, что она затянет своё знаменитое: «Я же говорила, что этим всё кончится», но Анна Георгиевна молчала. И, когда девушка не выдержала и зарыдала, мать заплакала вместе с ней. Наумова младшая наконец увидела Наумову старшую плачущей. Не услышала, а именно увидела. Анна Георгиевна рыдала навзрыд. Может, оттого что вспомнила свою историю, может, от жалости и солидарности к дочери, а может, от бессилия, потому что, как не старалась, всё равно не уберегла от беды единственного ребёнка. Агата не пыталась разобраться в причине её слёз. Но ей было приятно, что мать лежит рядом и плачет вместе с ней. Впервые за много лет они были по одну сторону баррикад.

* * *

На следующий день Агата слегла с температурой. Её била крупная дрожь, и Аля весь день бегала около воспитанницы с одеялами, клюквенным морсом и парацетамолом. Когда температура приблизилась к сорока градусам, вызвали врача. Тот приехал ближе к вечеру. В белом комбинезоне, весь замотанный, как космонавт. Взял какие-то анализы, выписал гору лекарств и уехал. Короновирус у Агаты не нашли. Это была какая-то другая зараза, название которой Анна Георгиевна запретила произносить в доме. Иногда в бреду Агате казалось, что она слышит, как мать ругается с Алей. Няня говорила о каком-то шансе. Анна Георгиевна часто срывалась на крик и пару раз даже опустилась до нецензурной брани.

– Даже не думайте говорить об этом при Агате. Какой тут может быть шанс? Он гулять начал уже в восемнадцать. А что с ним к тридцати будет? Да он похлеще Андрея станет! Он на стороне не одного ребёнка приживёт, а десять. И от разных женщин.

Аля ворчала, но ворчала тихо. Агате не хватало сил, чтобы услышать няню. Зато Анну Георгиевну было не остановить.

– Конечно, простить можно! Простить можно всё. Только надо ли? Я вот первый раз простила. И что? Андрей потом всю жизнь гулял и даже не скрывался. Если бы я его не выгнала, притащил бы эту нахалку вместе с ребёнком к нам в квартиру.  Нет… Простить измену – это как достать одежду из помойки. Даже, если постираешь, носить всё равно неприятно. Воспоминания мучают. И не надо говорить, что он её любит. Любил бы, на другую не залез. Измен по ошибке не бывает, потому что штаны он явно не по ошибке снял.

Иногда Агате хотелось позвать Данила, но чаще она либо спала, либо его ненавидела. Встала Наумова младшая только через десять дней после великого узнавания правды. И подняла её Анна Георгиевна. Причём совершенно обычной фразой:

– Нельзя лежать так долго. Нужно начинать что-то делать. Как бы тебе не было плохо, надо найти силы, чтобы встать. Встать и двигаться дальше.

Агата перевернулась на другой бок. Температура спала два дня назад, но она по-прежнему чувствовала себя слабой. Аля кормила её с ложки, как в детстве, но еда редко задерживалась в желудке больше двух часов.

– В стране со дня на день введут самоизоляцию.

– Что такое самоизоляция? – Агата приоткрыла один глаз и искоса взглянула на мать. Голос у неё был уставшим и тихим, как писк комара.

– Нас посадят по домам из-за вируса. И выйти можно будет только в ближайший магазин и на мусорку. Да и то в маске и в перчатках, которые сейчас ни в одной аптеке не купить. Мы сегодня с Зоей Альбертовной замучились. Трясли всех должников. Регистрировали учеников в скайпе. Детей в школах отправили на карантин. Нам тоже придётся заниматься дистанционно. И тебе. Хотя бы профильными предметами. Вставай, умывайся и начинай нарешивать тесты. Если ты продолжишь лежать и жалеть себя, тебе никогда не полегчает.

Агата потёрла глаза и набрала полные лёгкие воздуха. Она вспомнила про Зою Альбертовну и про красный пакет, который уже десять дней валялся в её сумке. И что же там было такого важного?

Анна Георгиевна не вспомнила. Агата попросила принести из прихожей ту самую сумку. В красном пакете лежал сертификат в магазин косметики. На десять тысяч рублей.

– А… Это папаша твой передал. – Анна Георгиевна усмехнулась. – С курьером и, опоздав на неделю.

Агата тоже выдавила смешок. Нового приступа боли она, как ни странно, не почувствовала.

– Выбрось в окно. Или отдай кому-нибудь. Мне не нужны подарки от предателей. Не хочу, чтобы о них мне что-то напоминало.

Анна Георгиевна скривилась, но сертификат забрала. Агата уткнулась в подушку и задремала. Встала она только к вечеру и с трудом добралась до кухни. В ногах была жуткая слабость, и шла она, опираясь на стенку и качаясь из стороны в сторону, будто пьяная.