За последние полчаса на улице сильно похолодало. Ветер ударил Агату по лицу и подбросил вверх волосы. Лужи на асфальте замёрзли, и под её ботинками что-то захрустело. Снег? Лёд? Техническая соль? Агата мысленно перебирала варианты, но никак не могла найти нужный. Это что-то блестело в свете фонарей, как капли дождя. Желая рассмотреть ближе, она нагнулась и ахнула. Всё крыльцо «Блинной» было усыпано мелкими осколками прозрачного стекла. Как будто кто-то нарочно разбил целый ящик бутылок и разбросал их по ступенькам, как корм для птиц. Отчего-то Агате представилось, что вместе с этим стеклом, здесь, на ковровом покрытии «Блинной», лежала и её жизнь. Её тоже разбили. Вдребезги. А потом ещё и потоптались по осколкам.
Она шла прямо и не сутулилась, но каждый шаг отдавался в теле дикой болью. Каждый новый вдох раздирал лёгкие. В голове будто дятел поселился. И по мозгам он выстукивал одну-единственную фразу: «Я вообще-то не вещь, которой можно попользоваться, когда тебе кто-то не дал, а затем на помойку выбросить».
Как назло, идущий рядом Данил молчал. Она ждала от него хоть каких-то объяснений, а он словно язык проглотил. Даже киношным «Всё не так, как ты думаешь» не воспользовался. А она хотела знать, почему это случилось. Может, Лера его соблазнила? Или он был настолько пьян, что вообще ничего не понимал?
Заговорил он только у подъезда. Видимо, всё-таки нашёл слова. Жаль прозвучали они как-то жалко и неубедительно:
– Я виноват. Знаю. Очень виноват. Но, если ты…
Агата поднялась на цыпочки и на секунду прикрыла глаза.
– Неужели ты так сильно хотел в тот вечер, что тебе было неважно с кем и где?
Он поморщился и отшатнулся, будто она влепила ему пощёчину, а секундой позже приложил ладонь к щеке. К той самой, которая была по-прежнему испачкана чернилами. Агата только сейчас вспомнила о растёкшейся ручке и салфетках, взятых у Зои Альбертовны.
– Ты грязный. Ты очень-очень грязный.
– Ты сказала, что будешь любить меня любого.
– Я ошиблась.
Смотреть на него она больше не могла и отвернулась первой. Нераскрытая пачка салфеток так и осталась лежать на дне её сумки.
Позвонив в дверной звонок, Агата долго искала ключи от квартиры. Она пребывала в некой прострации и отчаянно била себя по карманам. Аля уже распахнула дверь, а Агата продолжала теребить подкладку пальто и чертыхаться.
Мать и Вадим громко спорили в гостиной. Он предлагал бежать в Симферополь уже в конце апреля, уверяя, что на юге вероятность заразиться чем-либо гораздо ниже, чем в других регионах. Анна Георгиевна утверждала обратное. Она не хотела оставлять дочь в период сдачи экзаменов и поступления в ВУЗ.
– Ужинать будешь?
Агата стянула верхнюю одежду и кивнула. Аля достала плоскую тарелку и положила туда кусок картофельной запеканки, смачно сдобрив тот сметаной. Фартука на ней уже не было. Только вязанное, слегка расширенное к низу, строгое серое платье. Видимо, сегодня она собиралась уехать на ночь домой.
Сев на стул, Агата отломила небольшой кусок запеканки, поддела вилкой и закинула в рот. Обычно ей нравилось это блюдо, но сегодня оно имело какой-то странный бумажный привкус. Гул голосов из гостиной становился всё тише. Он неторопливо превращался в эхо. Агате чудилось, что она в горах, а вокруг валятся камни.
Телефон в кармане её брюк завибрировал громко и отчётливо. Испугавшись, она вытащила его и положила на стол. Звонил Данил. Похоже, прямиком из автобуса. За прошедшие пятнадцать минут до дома он бы ещё не добрался.
Она не отключила вызов, но и не приняла. Телефон продолжал вибрировать. Аля поставила рядом с запеканкой чай. В той самой чашке. С фламинго, которую Данил подарил на прошлое Восьмое марта.
– Чего же ты не берёшь трубку? – удивилась Аля. Гаджет перестав звонить, через минуту завибрировал снова. – Это же Даня.
Агата аккуратно взяла телефон двумя пальцами и сунула в горячий чай. Прямо в чашку с фламинго. А потом хорошенько двинула по ней локтем. Фламинго задрожал и свалился на жёлто-коричневую плитку. Чай и осколки чашки разлетелись по всей кухне.
Аля ахнула. Анна Георгиевна пулей прибежала из гостиной. Обе, вылупившись, смотрели на Агату. Лица у них были испуганные и бледные, как у покойниц.
– Я больше не буду учиться с Данилом. Делай, что хочешь. Но в одном классе я с ним сидеть не стану.
Анна Георгиевна скрестила на груди руки и состроила недовольную мину. Глаза у неё горели огнём.
– Что у тебя за хобби такое – вечно меня злить? Я скоро твоего Данила сама выгоню. От него урона в сто раз больше, чем денег.
– Он мне изменил. Со своей бывшей девушкой. В мой день рожденья. Пока мы ели торт, он её…
Что было дальше, Агата помнила плохо. Но каким-то чудом она очутилась в своей комнате и выбросила в окно подаренного Данилом мышонка. Вслед за ним на грязный снег полетели и другие его подарки. Серебряный браслет на Новый год, музыкальная шкатулка на день Святого Валентина, духи на Восьмое марта…