Плохиш

Судя по затянувшейся паузе и прекратившемуся чавканью, вопрос задел Артема за живое. Влада разлила кофе по чашкам, поставила одну перед братом, и села напротив.

— Я так понимаю, что твое молчание означает «да», - за брата ответила она. – Тогда перефразирую: когда он вернулся и что ты обо всем этом знаешь?

Артем отложил бутерброд, отряхнул ладони от крошек.

— Я так понимаю, - подражая ее тону, начал он, - ты уже успела где-то наткнулась на этого засранца.

— Дважды, - не стала юлить она. – И узнала такое, что без твоей помощи вряд ли смогу переварить.

— Онегин никуда не уезжал, - нехотя, признался Артем. – Родители сплавили его куда-то на загородную дачу, насколько я знаю, а папаша прикрыл в университете оформлением индивидуального плана обучения. Через полгода появился на сессию. И снова исчез, до следующей сессии. Ты же понимаешь, что я не горел желанием спрашивать, как его житье-бытье?

— Ты мог бы сказать мне.

— Зачем? Ты поступила на первый курс, и я впервые видел, что ты потихоньку отходишь от всей той хрени, которая между вами случилась. Если бы ты узнала – неужели, не побежала бы к нему, не бросилась на шею, умоляя вернуться к тебе? Влада, ты только не обижайся, но я решил, что имею больше жизненного опыта, чтобы решить, как будет лучше для тебя. Я же не слепой и не дурак, видел, что ты конкретно влипла в этого мудака.

Вот этой парой предложений Артем исчерпывающе описал всю суть их братско-сестринских отношений: она – маленькая и безвольная девочка, а он – взрослый и умный, поэтому априори имеет право решать даже там, где дело касается ее сердца. И хоть он был до обидного прав, Влада не смогла промолчать.

— Вы все всегда решали за меня, - сказала она, удивляясь, каким злым стал голос. Как будто и не было между ними сотен разговоров по душам. – До сих пор решаете.

— Хочешь сказать, не имели права? – Артем тоже перестал изображать милого парня, и стал тем самым старшим братом, который за дело, не моргнув глазом, всыплет и в хвост, и в гриву, и не будет расшаркиваться, подбирая вежливые слова. – Ты умудрилась дать Онегину поиметь тебя в шестнадцать лет, прекрасно зная, что он за человек. Извини, Влада, но после такого ты начисто лишилась моего доверия. Нашего доверия.

Заслуженные, и оттого еще более обидные слова.

— Я видела Онегина сегодня, - сказала она, разглядывая отражение на гладкой черной поверхности кофе. Ну и видок у нее, как у приговоренной ко всем Кругам ада. – Он приходил в редакцию выяснять что-то насчет статьи с ним. Сказал, что после того, как вы подрались, наш отец предъявил претензии его семье и пригрозил... - Она сглотнула. В воображении множество раз отрепетировала эту фразу, но на поверку оказалось, что язык отказывается ворочаться нужным образом, а просто бессовестно деревенеет. – Стас сказал, что мы шантажировали его семью. И что из-за этого его отцу пришлось снять свою кандидатуру, а его мать...

Она сглотнула. Повторять не хотелось.

Влада все-таки оторвала взгляд от чашки, заглянула в лицо брату. Господи, пусть это будет неправдой. Пусть он удивится, закричит, что Онегин козел и мразь, пусть снова поедет и почешет об него кулаки, лишь бы слова Стаса оказались враньем.

Увы. Артем, который не имел привычки увиливать, напряженно сжал челюсти и слишком выразительно ругнулся самым что ни на есть грубым матом.

Влада откинулась на спинку стула. Значит, правда.

— И ты тоже принимал в этом участие? – Она заранее знала, что положительный ответ Артема поменяет все, перевернет мир с ног на голову.

— Я узнал постфактум. От отца. Намного позже.

— Хочешь сказать, что он решил посвятить тебя в свои планы очернить невиновного человека? Просто так, ни с того, ни с сего взял – и рассказал?

— Ты действительно хочешь знать, как и почему?

Они всегда были близки, как бывают близки лишь брат и сестра, которые с детства привыкли быть друг для друга опорой и поддержкой, невзирая на разницу в возрасте. И Артем как никто другой угадывал ее чувства без слов. Часто Владе казалось, что для этого ему достаточно лишь взглянуть на нее. Вот и сейчас, после недвусмысленного вопроса, брат пристально изучал ее лицо, как будто хотел сказать: «Меня-то тебе точно не обмануть».

— Ты прав – не хочу.

Что, в сущности, изменят несколько фактов? Так ли важно знать, когда и при каких обстоятельствах отец решил поделиться с Артемом своим «блестящим планом»? В их со Стасом истории это ровным счетом уже ничего не меняет.

— Влада, Онегин – та еще сволочь, - неожиданно резко и грубо сказал Артем. Он не часто позволял себе высказывать о людях подобными эпитетами. – Что бы ни творилось в твоей голове, лучше вышвырни его оттуда. Все семейство Онегиных – мудачье. Поверь, я знаю, о чем говорю. Они получили то, что заслуживали. Будь моя воля...

Он сжал зубы, но развивать тему не стал.