Вскоре и явно предсказуемо для остальных победителем в этом споре стал Аладдин. Али-Баба с любопытством взглянул на остальных, словно за волей случая мог таиться какой-нибудь хитроумный подвох.
— Он сильнее нас, — сказал Ахмед, отвечая на невысказанный вопрос дровосека, — и победил бы, даже будь борьба честной.
— Хотя мы могли бы и возразить, — быстро добавил Гарун.
— Только очень тихо, — добавил Ахмед после предостерегающего взгляда рассказчика.
— Вопрос нашего нового разбойника взволновал меня, — признался человек, звавшийся ранее Аладдином, опускаясь на подушки, — и я понял, что должен заново вспомнить всю свою жизнь, чтобы понять, что в моем прошлом может иметь отношение к моему теперешнему состоянию и, возможно, к моей судьбе.
— Никто не может знать своей судьбы, — провозгласил Гарун, усаживаясь поудобнее.
— Хотя некоторые могут без конца твердить об этом, — согласился Ахмед, тоже устраиваясь на земле. — Но вернемся к нашей истории, пока уши наши способны слышать что-либо, кроме голоса песчаной бури.
Али-Баба решил, что лучше присоединиться к ним, и набрал столько подушек, чтобы расположиться со всем возможным комфортом, а заодно прихватил еще пару больших и мягких подушек для своего брата, чтобы устроить для корзины с Касимом подобающее ложе.
— Отлично, — сказал Аладдин, видя, что все удобно расселись вокруг него. — И я прошу вас с вниманием слушать каждое мое слово, ибо мне почему-то кажется, что в этой истории, быть может, отыщутся ответы на вопросы, касающиеся самих наших судеб, включая возможность побега из этой гнусной шайки.
— Да, надо отдать ему должное, — легонько присвистнув, с тихим восхищением сказал Ахмед. — Как рассказчик он очень силен в зачинах.
И под усиливающийся рев ветра Аладдин начал свой рассказ.
Глава шестнадцатая,
в которой говорится о неких запутанных историях и еще более сложных проблемах с портными
— Знайте же, что я не всегда был простым разбойником, — сказал тот, кого прежде звали Аладдин, — но был я, в дни давно минувшие, столь же простым уличным мальчишкой, хотя в промежутке между этими двумя крайностями я обрел великое богатство и жил некоторое время во дворце, не имевшем себе равных.
— Как и многие из нас, — поспешил добавить тот, кого звали Гарун аль-Рашид.
— Если послушать все эти истории, — согласился Ахмед, — услышишь про целую кучу дворцов, не имеющих себе равных. Просто удивительно, где только ни жили когда-то разбойники.
— Да, — ответил Аладдин, уже с несколько меньшим терпением, нежели он выказывал прежде, — но сейчас мы слушаем мою историю, и я был бы признателен, если бы ты не пытался завладеть вниманием моих слушателей.
— Как подобает всякому добропорядочному разбойнику, — прокомментировал Ахмед. — Завладеть чем-то чужим — смысл нашей жизни.
— Это наш атаман хочет, чтобы мы так думали, — упрямо возразил Аладдин. — Но я еще даже не начал толком свой рассказ.
— Мой дворец тоже не имел себе равных, — довольно раздраженно заметил Гарун.
— Дворец тут ни при чем, — пояснил Аладдин, — во всяком случае, в первой части моего повествования.
— Дворцы всегда при чем, — ответил Гарун с такой убежденностью, какой Али-Баба прежде не слыхал у пожилого разбойника.
Но как бы то ни было, Аладдин предпочел оставить его слова без внимания.
— Как я уже сказал, — продолжил он, — я был неразумным мальчишкой чуть старше двенадцати лет и проводил свои дни бесцельно болтаясь по улицам, как делают все мальчишки, за невинными играми вроде борьбы на песке или подбрасывания в воздух фески ногой.
— Сколько у тебя было башен? — подчеркнуто резко поинтересовался Гарун.
— Это не имеет отношения к делу, — заметил разбойник по имени Аладдин. — Итак, я не обращал внимания на уговоры моего работящего отца и долготерпеливой матушки найти себе дело по душе. Меня настолько ничто не интересовало, что семья моя не могла найти никого, кто пожелал бы взять меня учеником, поэтому отец мой взял меня в свою портняжную мастерскую и попытался познакомить с азами портновского ремесла.
— Портновского? — громко выпалил голос Касима. Видимо, он все-таки вовсе не дремал. — Кто-то здесь сказал, что его учили портняжному делу?
— Увы, — печально ответил Аладдин, — обучение не достигло цели, поскольку меня куда больше интересовало, как бы продолжить свои детские забавы. Поэтому я бил баклуши день за днем, месяц за месяцем, год за годом, пока отец мой не заболел внезапно и не умер.
— Несомненно, это очень трогательно, — заявил Касим тем особым тоном, которым обычно разговаривал с Али-Бабой, когда хотел от него отделаться. Но продолжил он, однако, уже совсем другим голосом: — Тем не менее ты, конечно, должен помнить что-нибудь из портновских навыков.