Да! Женщины! Али-Баба не придал должного значения словам Беспалого. Что сделает этот человек с женой Касима? Хуже того, что сделает он и его люди с Марджаной?
— Проведем здесь ночь, — гнул свое Аладдин (вот уж воистину он был человеком, у чьего верблюда горб может быть только один), — и можем рассказывать истории!
Видя такую целеустремленность, остальные разбойники поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно.
— Что до меня, то я жду этого с нетерпением, — добавил чей-то голос. — Рассказывай же!
Дровосек не сразу понял, что голос этот исходит от камушка, лежащего в сумке Аладдина.
Аладдин прочистил горло, готовясь начать рассказ. Даже Али-Баба понимал, что последнюю в жизни ночь он мог провести и похуже.
Глава двадцать вторая,
в которой Али-Бабу начинает раздражать, что побочной истории уделяется в рассказе столько места
— Итак, юный Аладдин, — снова начал повзрослевший герой истории, — послал свою мать к султану, лелея великие надежды жениться на прекрасной царевне.
Но не так все просто, как кажется на первый взгляд, и жизнь Аладдина не была исключением из этого правила. Ибо, как вы, возможно, помните, злой колдун возвратился в Марокко, где у него была собрана огромная библиотека магических знаний и великое множество таинственных предметов, благодаря чему он был непревзойденным мастером в своем деле. И вот, посовещавшись со своими магическими книгами и зельями, он узнал, что мальчишка Аладдин не погиб в пещере, как думал маг, но при помощи джиннов кольца и лампы устроил исполненную великого комфорта жизнь себе и своей матери, и далее, что парень этот ждет не дождется, как бы сделать эту самую жизнь еще лучше, женившись на царевне.
Что ж, ничто в целом мире, этом и иных, не приводит магов в большую ярость, чем совершенная ими ошибка; и так было и с этим подлым колдуном, и он обрушил проклятия на голову славного Аладдина, и его работящей матушки, и всей страны Китай, в которой они жили. Но проклятиями сыт не будешь, и тогда колдун решил возвратиться в тот город, где по-прежнему обитал Аладдин, и отнять у юнца всемогущую лампу на веки вечные. «Самое время для еще одной прогулки», — подумал мерзкий и злой чародей.
Но Аладдин и его матушка ничего не ведали об этих ужасных намерениях и действовали по собственному простому плану. Поэтому Аладдин взял деньги, оставшиеся от продажи столовой посуды, и нарядил свою мать в самые лучшие одежды, какие нашлись в этом городе. И далее велел он матери взять красивое белое блюдо и на это блюдо положил все те сказочные плоды, что набрал в волшебной пещере. Конечно же, они были такие необычные и красивые, что правитель должен был обратить на них внимание и выслушать прошение матери.
И вот мать его направилась в огромный зал дворца, где султан давал аудиенцию.
Тут Аладдин умолк, ожидая одобрения Гаруна, но старший из разбойников был настолько подавлен недавними событиями, связанными с пленением шайки, что, казалось, вовсе не слушал. Поэтому другой разбойник беспрепятственно продолжал:
— И там мать Аладдина встала в общий ряд, где всякие просители дожидались своей очереди вручить султану дары. И когда женщина услышала, как султан и его главный визирь обсуждают подношения тех, кто стоял перед нею, разум ее исполнился сомнений.
— А, всего лишь золотой поднос, — сказал султан при виде первого из даров. — Бросьте его в кладовую к другим таким же. Прошение? Да-да, отдайте его моему визирю. Что там у нас дальше? Бриллиант, не имеющий себе равных? Очень мило. Я положу его вот сюда, в корзину с другими подобными камнями. Прошение — визирю. Давайте взглянем на этот восхитительный подарок. О, да это же чудесная механическая птичка, сделанная из редкостных металлов и прекрасных драгоценных камней, которая открывает рот, и поет, и хлопает крыльями на своем насесте. Вы удивлены, что я смог разглядеть столько с одного лишь взгляда? Вот потому я и султан. Поставьте ее на тот стол, к семи таким же. Отдайте петицию и ступайте отсюда, пожалуйста. А тут у нас что?
И тут до матушки Аладдина дошло, что она и есть тот следующий проситель, о котором, должно быть, говорит султан. И хоть ей хотелось в этот миг самой сделаться птичкой, чтобы не стоять перед правителем со столь жалким даром, как эти детские игрушки, ноги ее от страха приросли к месту, а взгляд приклеился к ее собственным башмакам, так что вид у нее был самый подобающий для женщины, знающей, как правильно обращаться с прошениями к монарху.
И султан, на которого большое впечатление произвели ее учтивые манеры, обратился к ней мягче, нежели к тем, кто уже прошел перед ним.
— Чего ты хочешь от меня, любезная матушка? — спросил он.
— Я лишь хотела бы, чтобы ты принял этот скромный дар, что я принесла тебе от моего сына, — тихо ответила она, — и потом уделил минуту внимания его прошению, ибо оно идет из самой глубины его сердца.