Плохой хороший мент

— А люди мне только спасибо скажут. Уже сказали. Та бедная женщина, которую твой дружок ударил кастетом в лицо… И самое страшное то, что она не последняя. Потому что на век этих несчастных таких, как ты, хватит вполне. Ну, ничего, на пенсию я пока не собираюсь… Да, Веденеев, твоему руководству я уже сообщил. Они были просто поражены. Заметь: не удивлены, а — поражены. Хотели, понимаешь, сразу приехать, но я их отговорил. Завтра к вечеру ты будешь уже в изоляторе временного содержания городского УВД. Дело будет передано по подследственности в следственную часть Зареченского района. А до окончания завтрашнего дня у нас будет возможность познакомиться поближе и пообщаться потеснее. Думай, Веденеев, думай. Пока мое предложение остается в силе. Ты что, не знаешь случаев, когда преступников судили по «максимуму», когда он был в полном «отказе»?

Артур молчал, разглядывая настенный календарь за спиной руоповца. Когда тот задал вопрос, сыщик, словно очнувшись от задумчивости, неожиданно спросил:

— Как твоя фамилия?

Руоповец, чувствуя, что даром теряет время на столь длительные, как ему казалось, тирады, разочарованно вздохнул и представился, ничуть не скрывая злобы:

— Старший оперуполномоченный РУОПа Летунов Геннадий Иванович. Доволен?

Веденеев перевел взгляд с календаря на выпуклый лоб Летунова и спокойно произнес:

— Хана тебе, Гена. Я никого и никогда так не презирал за природную тупость и самоуверенность, как тебя. Ты не захотел выслушать и понять меня, ты просто решил сделать из меня скота, причем просто потому, что тебе так захотелось! Тебе это выгодно, а потому — нужно. А мне — нет. Теперь запомни мои слова: какие бы события ни произошли далее, я гарантирую одно: погоны носить ты больше не будешь.

— Ну, ну! — усмехнулся Летунов. — Продолжайте, задержанный!

— Я слышу нотки нигилизма в твоем голосе? — Артур заставил себя улыбнуться. — Вижу неприятие на веру моих слов? Тогда, Летунов, поезжай в изолятор УВД, открой первую попавшуюся камеру и объяви сидящим внутри: «Меня опер по фамилии Веденеев пообещал утопить в говне!» В ответ примерно половина из находящихся там посоветует тебе утопиться самому, побыстрее и без моей помощи. Мнение коллектива для тебя что-нибудь значит, а, Летунов? Прислушайся — так будет лучше.

— Я знаю, сука, что будет лучше! Сейчас я не открою, а закрою камеру, где внутри будешь находиться ты! Руки, гад!..

* * *

…Артур вытянул из пачки сигарету и прикурил, слушая через дверь камеры, как руоповец в ярости орет дежурному:

— Этого чмыря никуда не выводить! Ни попить, ни поссать! Если приедут из Зареченского РУВД, чтобы переговорить с ним, передать пожрать или сигареты — на порог дежурки не запускать! Я им уже все объяснил!

— А адвоката?

— Какого, на хер, адвоката?! Кто его наймет?!

— РУВД.

— Откуда у них такие бабки?! Скидываться они этому чмырю будут, что ли? Да им зарплату выдавали в последний раз — они сами не помнят когда! Да и кому он вообще нужен? Сейчас наш дознаватель придет — всем «сто двадцать вторую» на трое суток «выпишет». Остальные, кроме мента, надеюсь, у тебя не вместе сидят?

— Нет, не вместе. — Чувствовалось, что дежурный по РУОПу заметно раздражен. Он был законником, честным службистом, а половина из того, что ему сейчас приказали, что уже незаконно — он не подчинялся Летунову, никак не вписывалось в рамки его «должностных полномочий».

Артур нервно усмехнулся, растирая подошвой окурок.

«Выведет! Еще как выведет! И попить, и в туалет. И сигарет еще подбросит! Хороший парень».

Итак, уже можно подвести кое-какие итоги.

Первое. Артура никто не подставлял. Он попал в «замес» случайно.

Второе. Из трех возможных вариантов выпал самый худший, нелогичный, если рассматривать с позиции здравого смысла, но вполне реальный, если судить по уровню интеллекта отдельных представителей милиции, вариант. Его действительно считают активным соучастником преступления.

«Бред какой-то!»

Третье. Самое, пожалуй, странное. Старший опер Летунов почему-то не дает ему шанса объяснить ситуацию. Такое впечатление, что он на самом деле уверен — Артур преступник. Мало того, руоповец ведет себя так, будто и зареченский сыщик это знает.

«Это очень странно. Почему же он тогда не «колет» меня на другие преступления, ранее, возможно, совершенные? Словно у него задача такая — «закрыть» меня на этом разбое — и все. Точка. Грамотный опер так никогда не поступит. Хочет «раскрутить» этих троих? Навязать им необходимость признаться сейчас и потом, на очных ставках, что я — с ними? А ведь такие их показания могут запросто перевесить мой отказ! Черт, мистика какая-то, чушь, бред! Я — в камере?!»

Артур заставил себя успокоиться.

Летунова убеждать в чем-либо бесполезно. Это самодовольный дурак. Ему кто-то дал выучить наизусть план допроса подозреваемого, и теперь он не отступает от него ни на один пункт. Чуть сбивается хронология вопросов-ответов в «плане», у Летунова происходит срыв. Рабочий, нервный срыв. Беседа сразу опускается до разряда второсортной — угрозы, шантаж, побои.