Плохой (ЛП)

Его рука опускается мне на плечо, прежде чем Ронон разворачивает меня и прижимает спиной к холодной стене. В голубых глазах плещутся жестокие обещания, пока его руки блуждают по моим изгибам. Довольно скоро я оказываюсь в ловушке между его телом и стеной. Он просовывает ногу между моими бёдрами, разводя их в стороны. Я не могу дышать. Всё, что я могу делать, это чувствовать его… везде. Он поднимает мои руки над головой, и ухмылка растягивается на его губах, когда он приближает свой рот к моему. Так близко, что я чувствую вкус его дыхания.

— Что-то не так? — шепчет он мне в губы.

Закрыв глаза, я прислоняюсь затылком к стене. Я борюсь с каждым инстинктом, кричащим мне прижаться к его твёрдому бедру, позволить ему найти свой путь внутрь меня, пока он не станет всем, что я чувствую. Я ненавижу его, и всё же сама эта ненависть, кажется, действует как афродизиак. Я открываю глаза и смотрю прямо на него в ответ.

— Нет.

Его язык скользит по моей губе, прежде чем он отстраняется от меня.

— Хорошо, девочка, — говорит он, подмигивая, прежде чем отойти.

Боже, я ненавижу его.

Я выхожу за ним на улицу и сажусь в ожидающий лимузин. Обогреватели включаются, когда машина отъезжает от клуба, и я наблюдаю, как заснеженные улицы проносятся мимо как в тумане, думая обо всех способах, которыми я могла бы убить его…

— Мне нужно уладить одно довольно неприятное дельце, — произносит он. Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит в своё окно. — Ты, конечно, не будешь возражать?

— А я была уверена, что всё, что ты делаешь, неприятно.

— Благородно. Отвратительно. — Он смеётся, и я нахожу этот глубокий смешок более сексуальным, чем следовало бы. — На самом деле, в основном, одно и то же, — говорит он.

Мы едем до тех пор, пока блестящие здания в центре Москвы не превращаются в полуразрушенные многоэтажки и заколоченные магазины. Машина притормаживает перед зданием. Металлические рулонные ворота занимают большую часть фасада, а на вывеске над навесом рядом с неоновым бокалом для мартини мигает цепочка русских букв.

— Похоже, это милое местечко, — говорю я, морща нос, когда машина сворачивает на парковку.

— Почти как твой любимый Хуарес. — Насмешливая улыбка танцует на его губах. — Чувствуешь себя как дома?

Я свирепо смотрю на него.

— Хуарес горяч, и в нём определённо больше проституток…

— В лучшем случае прискорбно.

— По крайней мере, он заноза в боку Америки. — Я смотрю в окно. — Это место…

— Тебе нравится слушать свою болтовню? — он выгибает бровь, небрежно проверяя свой телефон.

— Ты такой мудак. — Я закатываю глаза. — Мы просто будем сидеть здесь или выйдем и начнём уклоняться от героиновых игл?

Задняя дверь бара открывается, свет льётся на покрытый льдом тротуар. Мужчина машет рукой с порога, и, как по приказу, дверь Ронана открывается перед ним. Он выходит, и я следую за ним к чёрному ходу.

— Держитесь поближе, — приказывает он, когда мы заходим внутрь.

Отчётливо ощущается аромат пива, плесени и мочи. Прекрасно. Стены покрыты деревянными панелями, а с потолка свисают безвкусные латунные светильники. Повсюду расставлены столы с незажжёнными свечами в центре. Ронан ведёт меня через пустой бар в коридор, а оттуда в гораздо большую комнату.

Вдоль стены сидят в ряд мужчины, одетые в костюмы, и густое облако дыма лениво плывёт по воздуху. Игорь и ещё один из охранников Ронана стоят посреди комнаты напротив пустого стула. Прямо перед ними сидят двое взъерошенных мужчин со связанными руками и мешками на головах.

Ронан достаёт из кармана сигару, медленно раскуривает её и садится. Одна затяжка, и он упирается локтями в бёдра, глядя через комнату на ряд мужчин. Тишина в комнате становится оглушительной. Я практически вижу, как все они затаили дыхание, ожидая, что он сделает. Я опускаю подбородок и пытаюсь скрыть улыбку.

— Кристофф, — говорит Ронан, дым медленно просачивается сквозь его губы. — Сними мешки.

Мужчина рядом с Игорем делает шаг вперёд и снимает мешки с их голов. Один мужчина, на вид, средних лет, его волосы с проседью редеют. Он нервно смотрит на мужчину с детским лицом, стоящего рядом с ним.

Ронан смотрит на меня, затягиваясь сигарой.

— Ты знаешь, что эти двое думали, что смогут сделать? — я приподнимаю бровь. Он сейчас серьёзно? — Они думали, что смогут бросить мне вызов, — говорит он, качая головой. — Восстать против моей Братвы. Непостижимо, на самом деле.

— Раскол — это такая болезнь, — отвечаю я, кладя руку на плечо Ронана. Он каким-то образом проверяет меня, я это знаю. Улыбаясь, он хватает меня за руку и целует костяшки пальцев, как будто гордится мной. Самое худшее во всём этом то, что мне это нравится.

Он отпускает мою руку и обращает своё внимание на мужчин.