— Хесус был моим врагом. А я держу своих врагов близко. — Я свирепо смотрю на него. — Не могу представить, что Анастасия — твой враг, Ронан. — Я скольжу взглядом по его груди. — Может быть, тебе просто нравятся чужие жёнушки. Можешь признаться мне.
—
— Загадочно, — размышляю я. — Ты не очень-то милый. Уверена, что все твои враги, но не вижу, чтобы ты засовывал свой член в половину России.
— Ты ещё не видела, как я засовываю свой член во что-нибудь. — Он улыбается, прежде чем снова отвернуться к окну.
— С твоим-то вкусом в женщинах… Нет уж, спасибо.
— Ревность — не самое привлекательное твоё качество.
Я смеюсь.
— Русский, ревность — это эмоция, испытываемая только по поводу чего-то, чего человек хочет или к чему испытывает чувство собственничества.
— Да, я знаю. — Я почти слышу ухмылку в его голосе.
— Знаешь, — я закатываю глаза. — Тебе следует пойти и поговорить с кем-нибудь о твоём комплексе бога.
В истинно Ронановской манере он просто игнорирует меня. Я знаю, что он зол. Чёрт возьми, я удивлена, что люди на улице этого не чувствуют, но он скрывает это за полуцивилизованной беседой. Боже упаси, чтобы кто-нибудь узнал, что его драгоценный контроль ускользает. Но я почти вижу это, как кончики его пальцев цепляются за тот тонкий край. И снова мне в голову приходит мысль о том, как прекрасно было бы наблюдать за тем, как он бьётся и разлетается на осколки. Он был бы подобен урагану пятой категории, обрушивающемуся на цивилизацию, безжалостно уничтожающему всё на своём пути.
Ронан может хранить свои секреты, но, если эта белокурая сучка снова нападёт на меня, я сверну ей шею. Жена она президента или нет.
Глава 24
О, в какой дилемме я оказался…
Непокорная — не описывает того, кем является Камилла, и, если я честен с самим собой, я почти уважаю её волю к бунту. Почти. Я провожу всю дорогу домой, размышляя, что с ней делать, но что вы делаете с кем-то, чьё высокомерие и гордыня подавляют любое рациональное стремление выжить? С другой стороны, Камилла не глупа, она знает, как работает этот бизнес. Она знает, что как только я закончу со своим делом, её ждёт смерть.
Как только мы входим в мой дом, Игорь берёт у неё пальто. Я хватаю её за локоть, провожаю в свой кабинет и запираю за собой дверь, прежде чем направиться к ревущему камину.
— Ты знаешь, что у того, что ты сделал, есть последствия? —
Она вздыхает.
— Меньшего я и не ожидала.
Если я воткну в неё ещё один чип, она так же вытащит его. Тогда я был бы вынужден убить её, а я к этому ещё не готов. Я кружу вокруг неё, проводя пальцами по её плечам, размышляя о надлежащей форме унижения. Камилла не из тех женщин, которые считают унижением то, что их бьют или трахают. На вещи, которые заставили бы большинство женщин съёжиться, она бы и глазом не моргнула, но… Кольцо на моей правой руке поблёскивает в свете камина, и на моих губах появляется болезненная улыбка.
— Следующий чип будет помещён гораздо глубже, — говорю я, не желая ничего больше, кроме как завести её.
— Тогда я и его вырежу, — отвечает Камилла сквозь стиснутые зубы.
— Что, если я помещу его сюда? — я провожу рукой по середине её спины. — Как бы ты его вырезала?
— Я чрезвычайно гибкая, и я не возражаю против шрамов.
Мой взгляд опускается на заживающие раны на её груди, и мой член набухает.
— Ты бы предпочла, чтобы я тебя избил, не так ли?
— Да.
Я наклоняюсь к её шее.
— Трахнул тебя? — спрашиваю я, и она наклоняет голову набок, приглашая меня подойти ближе. — Что такого в этом чипе, что тебя так сильно беспокоит?
Она оборачивается и встречается со мной взглядом. На мгновение в нём появляется проблеск уязвимости.
— Я хочу умереть на своих условиях.
— Здесь только мои условия, — выдыхаю я ей в шею.
Её губы скользят по моей челюсти, прежде чем её зубы царапают моё ухо.
— Тогда я умру на поле боя. Ты можешь дать мне это, Ронан.
То, как моё имя слетает с её языка, вызывает лёгкий стон, вырывающийся из моего горла.
— То, как ты себя ведёшь, имеет прямое отношение к тому, как ты умрёшь. — Я беру с камина щипцы и снимаю с пальца кольцо, разглядывая рельефные буквы на его поверхности. Мои инициалы будут так красиво смотреться, выжженные на её коже, и она возненавидит, что я заклеймил её, как домашний скот. — Сними своё платье. Наклонись над столом.
В её глазах на мгновение вспыхивает вызов, прежде чем она медленно расстёгивает молнию на своём платье. Материал скользит вниз по её телу, пока она не остаётся в одном чёрном кружевном лифчике и стрингах. Отблески пламени танцуют на её изгибах. Она поворачивается и наклоняется над столом, раздвигая ноги и перекидывая волосы через плечо.
Я отодвигаю каминную решётку и беру кольцо щипцами, держа его в огне, пока металл не раскаляется до ярко-красного цвета. Я подхожу к ней сзади и кладу ладонь ей на лицо, прижимая её к столу.