Плохой Ромео (ЛП)

— Ну, смею предположить, что вы не отказывайтесь от своей роли, так мистер Холт? — спрашивает Эрика.

Холт переступает с ноги на ногу.

— Похоже, нет.

Эрика кивает и улыбается.

— Отлично. В таком случае, у нас еще много работы. Увидимся на сцене через пять минут.

Она поворачивается и выходит из гримерной. Мы с Холтом снова остаемся одни, охваченные слоями сексуального напряжение, по мощности способного обеспечить теплом целый дом.

Я искоса смотрю на него. Он выглядит как заключенный, разрабатывающий план побега.

— Слушай, Тейлор… — Он потирает глаза. — Этот поцелуй был…

Удивительным? Изумительным? Ошеломительным?

Я знаю, он не собирается использовать ни одно из этих прилагательных.

— Это было глупо, я знаю. Еще я знаю, что ты хочешь попытаться сделать вид, что ничего этого не было, потому так и сделаем. Обоюдный план.

Не могу поверить, что один поцелуй перевернул мой мир с ног на голову. Раньше я думала, что хочу его, но сейчас то, что я чувствую даже не умещается в понятия этой Вселенной. Это необъяснимое влечение. Мощное и неутолимое. Хотелось бы мне вернуться назад к привычной мне неопределенности.

Он знал, что это случится. Мне стоило бы его слушать.

Он нервно шаркает ногами.

— Я приму участие в постановке, что бы она в себя ни включала, но вне сцены мы просто…

— Друзья. Ага. Понятно. — Мы должны предотвратить катастрофу, причиной которой можем стать.

Держаться на расстоянии и пытаться не стать одержимой.

Вот только боюсь, я уже одержима.

8

Е-МЕЙЛЫ И ДЗЕН

Наши дни

Нью-Йорк

Конец четвертого дня репетиций

Когда я захожу в свою квартиру, меня встречает шум тропических лесов. Проклятый звук журчащей воды и птиц в сочетании с каким-то раздражительным мелодично-электронным дерьмом, от которого мне хочется рвать на себе волосы.

 — Твою мать.

 — Я все слышал, — доносится из гостиной расслабленный голос. — Пожалуйста, не загрязняй наше святилище своими агрессивными высказываниями. Ты тревожишь мой покой.

Мое эмоциональное истощение давит на меня как свинцовое одеяло. Я бросаю сумку в коридоре, затем плетусь зомби-походкой в гостиную и плюхаюсь на диван.

 — Пожалуйста, выключи эту хрень. — Я вздыхаю, откидывая голову назад и вперяясь взглядом в потолок. — Это не расслабляет. От этого мне хочется пытать щенков. И тебя.

Мой сожитель, Тристан, сидит передо мной на большом коврике: ноги скрещены, руки на коленях. Глаза закрыты, дыхание ритмичное и размеренное. На нем короткие шорты. Больше ничего. Я задумываюсь о том, как многолетнее занятие йогой сотворило из его шести с половиной футового тела – вершину мужского совершенства. Его длинные черные волосы убраны в конский хвост, лицо расслабленное и безмятежное. От матери-японки и малазийца-отца он унаследовал своеобразную экзотическую внешность, которая должна быть увековечена художником. Из него бы вышла великолепная статуя.

Сексуальный Будда.

В отличие от меня, он воплощение проклятого Дзен.

— Неудачный день? — спрашивает он.

Я провела большую часть дня, целуясь со своим очень привлекательным бывшим, которого я и близко не забыла. «Неудачный» – не то слово.

— Ты представить себе не можешь насколько.

Тристан открывает глаза и оценивает меня взглядом.

— О, боже, Кэсс. Твои чакры переполняют комнату. Что, черт возьми, случилось?

— Мы с Холтом поцеловались. — Мой голос уставший и охрипший. Мозг словно в тумане. Я так утомлена, что едва могу говорить.

Тристан вздыхает и качает головой.

— Кэсси, после стольких разговоров. После того, как ты поклялась мне, что не свяжешься с ним снова. После того, как дала Клятву Самосохранения.

— Это был не случайный поцелуй, Трис. Это было частью сценария.

Он выключает стерео. Слава богу.

— Ох. И?

— И…

Он ждет ответа, но я не могу говорить. Стоит мне открыть рот, как вихрь горечи вырвется из меня и обнажит до костей.

— Кэсси?

Я качаю головой. Он понимает.

Он садится рядом и заключает меня в крепкие объятья.

— Девочка моя. — Он вздыхает, и я обнимаю его в ответ так, словно он единственное создание в мире, способное удержать меня в реальности.

— Трис, я так влипла.

— Ты знала, что будет сложно.

— Не до такой степени.

— Что насчет него? Как он себя ведет?

— Как придурок.

— Правда?

Я снова вздыхаю.

— Нет, не совсем. В основном он ведет себя любезно и обеспокоено, но это еще хуже. Я не знаю, как иметь с ним дело, когда он такой.

— Может он изменился.

— Сомневаюсь.

— Он извинился?

— Конечно, нет.

— А, что, если бы извинился?

Я думала об этом. Приняла бы я его извинения? Достаточно ли мне только одних извинений, чтобы простить его?

— Кэсси?

— Скажем так: вероятность того, что он извинится, так же ничтожно мала, как и возможность того, что из твоей задницы вылетят мохнатые, крылатые зверушки. Это бы ничего не изменило. Он – по-прежнему он, а я – это я. Мы как те гигантские магниты, которые ударяются снова и снова, притягиваются, затем снова отталкиваются и я просто… я…

Я выдыхаю и замираю на месте.