В тот день, когда он подарил мне эту книгу, он был так горд. Незабываемый подарок на день рождения от идеального бойфренда.
Жаль, что парень, который подарил мне ее, вовсе не существовал.
Я слышу, как щелкает замок входной двери, и звучный голос Тристана разносится по всему коридору.
— Кэсс? Ты дома? Мы идем гулять сегодня и ответ «нет» не принимается. Надевай свое сексуальное черное платье с открытой спиной. Я хочу покрасоваться тобой.
В коридоре хлопает дверка шкафа, когда он убирает туда свой коврик для йоги, а выражение лица Холта тем временем кричит: «Ты не говорила, что живешь с кем-то. Особенно с мужчиной».
Тристан заходит в комнату и застывает при виде Холта. Двое мужчин оценивают друг друга точно собаки на улице.
— Привет, — холодно произносит Тристан и бросает на меня мрачный взгляд. Я пожимаю плечами, он же принимается исподлобья разглядывать Холта. — Судя по фоткам, которые показала мне Кэсси прямо перед тем, как сжечь их, полагаю, ты – Итан Холт.
Холт щетинится, но в следующую секунду с грацией невиданной мной прежде, напускает на лицо спокойствие и протягивает руку.
— Верно. А ты?
Я закатываю глаза, когда Тристан делает шаг вперед и становится лицом к лицу с Итаном. Он только на дюйм выше, но черная майка, которую он всегда одевает на занятия по йоге, демонстрирует его нелепо накаченное тело.
Он игнорирует протянутую руку Холта, и отвечает:
— Я – Тристан Такеи. Я живу здесь. С ней.
— Я вижу, — говорит Холт и опускает руку. — Приятно познакомиться, Тристан. Кэсси не говорила, что живет с кем-то.
— Наверно, она подумала, что это не твоего ума дело.
Тестостерон плотным слоем пропитывает воздух, но прежде чем я успеваю объясниться, что вовсе не живу с любовником, Тристан хватает меня за руку и шипит:
— Кэсси? Мне надо поговорить с тобой на кухне. — Он тащит меня прочь из комнаты.
Когда мы заходим в кухню, он поворачивается ко мне, на его лице читается ярость.
— Что ты, черт побери, вытворяешь?
— Трис, успокойся.
— Я спокоен.
— Нет, не спокоен. Твои чакры кружатся в воздухе как фейерверк.
— Ты не веришь в чакры.
— Да, но, если бы я верила, то именно это они бы и делали. Остынь.
Несколько секунд он свирепо смотрит на меня, после чего закрывает глаза и делает глубокий вдох. Потом медленно выдыхает и снова вдыхает.
— Хорошо. Я спокоен… вроде бы. Теперь, ответь на вопрос.
— Я ничего такого не делаю. Мы просто тусуемся вместе.
— Тусоваться можно и не приводя его сюда. Тебе и самой отлично известно, что если ты приводишь мужчин домой, то только по одной причине, и если ты задумала снова прыгнуть к нему в постель…
— Не задумала! И в мыслях нет. Я немного перебрала, и он проводил меня домой.
— Ты
— Проклятье, Трис, не мог бы ты, пожалуйста, говорить потише?!
Он снова выдыхает. Ничто не нарушает его душевное равновесие быстрее, чем перспектива того, что я возьмусь за старое.
Я трогаю его за руку.
— Ты действительно считаешь, что пара недель порядочного поведения с его стороны убедят меня, что он больше не является эмоционально нестабильным засранцем? Даже я не так наивна.
— Я и не говорю, что ты наивна, но этот мужчина – твоя ахиллесова пята. Если он попросит тебя переспать с ним сейчас, ты сможешь сказать «нет»?
Все мое тело вспыхивает.
— Тристан, боже… это не то, что он хочет.
— Ерунда. Я вижу, как он смотрит на тебя. Скажи ты ему лишь слово, этот парень тут же оттрахал бы тебя.
Я пропускаю пальцы сквозь волосы.
— Трис…
Он вздыхает и кладет руки мне на плечи.
— Послушай, милая, я знаю, что во всей этой истории достаточно сложно сориентироваться, но ты должна помнить все, о чем мы говорили. Границы. Уважение. Честность. Эмоциональная зрелость.
— Это относится к нему или ко мне?
— К обоим. Не будьте ослеплены гормонами. Я не смогу наблюдать, как ты снова проходишь через все эти сердечные страдания.
Он заключает меня в объятия и вздыхает.
— Спасибо, Трис.
— Пустяки. — Он отстраняется. — Но я должен еще кое-что сделать, прежде чем оставлю вас двоих наедине. Тебе, наверно, захочется отвернуться, потому что это будет неловко.
Прежде чем я успеваю его остановить, он обходит меня и идет обратно в гостиную. Холт сидит на краю дивана, но при виде Тристана встает.
— Ладно, ты, — говорит Тристан, тыкая пальцем Холту в лицо. — Я скажу это один раз, так что слушай. Я провожу большую часть бодрствования в поисках спокойствия в этом мире и стараюсь быть одним целым со своим душевным равновесием, но я люблю эту женщину больше, чем любого другого на этой планете, и если ты причинишь ей боль, – каким бы то ни было образом, – то клянусь могущественным и всесильным Буддой, я без колебаний убью тебя. Ты меня понял?