Видите? Именно поэтому я должна держаться от него подальше; всего двумя словами он заставляет меня чувствовать себя впервые влюбившейся школьницей.
Я отлучаюсь на поиски ванной комнаты, но по дороге наталкиваюсь на кабинет Марко. Сразу за дверью находится величественный шкаф со стеклянными дверцами, заставленный множеством кубков яркой раскраски.
Я захожу в комнату и начинаю рассматривать кубки и сосуды, вытянутые бокалы для вина и шампанского, искрящиеся всеми цветами радуги, некоторые с вкраплениями золота и серебра.
— Ах, мисс Тейлор, вижу, вы обнаружили предмет моей гордости и радости.
Я оборачиваюсь и вижу, как в комнату входит Эрик, а Холт не отставая идет следом.
— Я как раз собирался показать мистеру Холту мое пламенное увлечение. Марко без устали твердит, что нам скоро понадобится квартира попросторнее, если я не перестану скупать антикварное стекло, но ничего не могу с собой поделать. С помощью интернета слишком уж легко подкармливать мою зависимость.
Холт встает позади меня, и мою спину обдает жаром его тела.
— У вас потрясающая коллекция, — говорит Холт, разглядывая витрину. — Вы давно ее собираете?
Эрик кивает.
— Около двадцати лет. Я предпочитаю итальянское стекло, в частности венецианское. Но у меня также имеется парочка русских и английских образцов, некоторые относятся к раннему периоду восемнадцатого века.
— Правда? — спрашиваю я. — Как они сохранились так долго?
Он улыбается.
— Ну, по правде говоря, немало образцов как-то подбиты или же повреждены, но это часть их очарования. Это говорит об их истории. Прелесть антиквариата в том, что у предмета была жизнь – возможно, множество жизней – до того, как он попал в мои руки. Позвольте мне показать, что я имею в виду.
Он открывает дверцу шкафа и извлекает оттуда высокий винный бокал на тонкой ножке. Он не отделан яркой раскраской в отличие от большинства других. Это обычное, прозрачное стекло, единственным украшением которого является тонкая гравировка на чаше.
— Это один из моих любимых, — говорит Эрик, держа его с благоговением. — Говорят, он принадлежал Леди Крэнборн из Уэссекса. Ее бурные отношения с мужем пользовались дурной славой. Однажды, он преподнес ей набор из шести бокалов в качестве подарка на годовщину. И как утверждают, вечером того же дня, сделал обидное замечание в ее сторону. Подозреваю, это было как-то связано с ее взаимоотношениями с одним из конюхов. По легенде, это единственный уцелевший бокал. Остальные разбились на кусочки, когда она бросила их в него.
Он приподнимает бокал к свету и указывает на тонкую линию, проходящую по длине всей чаши.
— Видите эту трещину? Она образовалась, когда Лорд Крэнборн поймал бокал после того, как жена швырнула его ему в голову. Это было в 1741. Вот уже почти триста лет этот бокал существует, несмотря на повреждения. Удивительно, не находите?
Он осторожно помещает бокал обратно на витрину и поворачивается к нам с Холтом.
— Полагаю, это часть моего увлечения. На вид такое хрупкое, но каким-то образом выдерживает испытание временем вопреки трещинам и царапинам. Лично для меня безупречное стекло не представляет интереса. Мне очень нравятся все эти детали, шрамы долголетия только украшают их в моих глазах.
— Но разве повреждение подобное этому не обесценивает стекло? — спрашиваю я, обращаясь к моим ограниченным знаниям в области античности.
Эрик задумчиво смотрит на меня.
— Ценность – очень субъективный предмет.
Он подходит к большому шкафу и достает шкатулку из орехового дерева. Протягивая ее мне, он просит меня открыть крышку. Когда я открываю, вижу, что внутри она отделана роскошным синим бархатом. В ней имеются шесть углублений для кубков, но вместо цельных бокалов, там просто куча осколков.
Я в замешательстве смотрю на Эрика.
— Когда я покупал «Бокал Крэнборнов», — поясняет он. — это было включено в набор. Это то, что осталось от других пяти бокалов. Аукционист посоветовал мне выбросить их. В конце концов, это просто осколки битого стекла. Но для меня это значило больше, гораздо больше. Леди или Лорд Крэнборн, должно быть, собрали битое стекло после ссоры. То, что эти бокалы символизируют – их брак, их историю, их любовь – слишком важно, чтобы избавиться даже от того, что неисправимо разбито.
Он улыбается нам с Холтом, потом закрывает шкатулку и помещает ее обратно в шкаф.
— Аукционист считал, что они ничего не стоят, поскольку не имеют денежной ценности, но, на мой взгляд, они бесценны. Это символ страсти, а без страсти жизнь бессмысленна, ведь так? Во всяком случае, это то во, что я всегда верил.
Он замолкает и с улыбкой направляется к двери.
— Мне лучше пойти помочь Марко с десертом. Он напрягается, если люди не суют что-то в рот каждые пять минут. Рассматривайте бокалы, сколько пожелаете. Подержите, если хотите. Они на самом деле не такие хрупкие, какими кажутся.
Он исчезает в коридоре, и затем остаемся только мы с Холтом, стоящие слишком близко, пока слова Эрика витают в воздухе.
— Ну, — начинаю я. — Как ты думаешь, кто сохранил осколки? Лорд или Леди Крэнборн?
— Лорд, — без колебаний отвечает Холт.