«Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Ленин сидел в купе. Я случайно заглянул туда. В глаза бросилось его нахмуренное, задумчивое лицо со складками на широком, выпуклом лбу. В глубоко сидящих прищуренных глазах — беспокойная

Берег Балтийского моря. Мы пересели на пароход.

Теперь уже я вздохнул свободно. Когда Германия осталась позади, я почувствовал себя так, будто прошел через длинный, темный тоннель…

После тесных купе поезда широкая палуба огромного парохода показалась настоящим привольем. Перед нами расстилалось безбрежное Балтийское море. Глаза моих спутников светились радостью.

Вот и Ленин. Твердым, медленным шагом прохаживается он по палубе. Складки на лбу расправились, а в глазах та же напряженная, взволнованная мысль. Временами он останавливается и смотрит на шумящее море, в ту сторону, где находится Россия.

Других пассажиров, кроме нас, на пароходе не было. Мы собрались на носу корабля. Синее море, волны, брызги которых залетали на палубу, совсем уже подняли наше настроение. И все дружно, хором запели. Сперва «Дубинушку»:

Много песен слыхать на родной сторон?

Про дубинушку песнь раздается.

Наши голоса перекрывали шум моря:

Эй, дубинушка, ухнем.

Потом спели «Марсельезу», за ней «Карманьолу», «Варшавянку» и, наконец, — «Интернационал»

Море волновалось… Белые пенистые волны вздымались все выше и выше, бросались на пароход, разбивались о нос корабля и покорно, белыми зайчиками, бежали за пароходом. Палуба покачивалась, словно люлька.

Ильич стоял у самого борта и наслаждался борьбой парохода с волнами. Одну руку он положил в карман пальто, второй придерживал кепку на голове. Ветер развевал полы его пальто. Высоко подняв голову, Ленин смотрел вдаль.

Вдруг брызги волны дождиком хлынули на палубу и обдали пальто Ленина.

— Это вам подарок, товарищ Ильич! — пошутил одни из эмигрантов. — Это первая дружеская волна из революционной России целует вас!

Ленин засмеялся и платком стряхнул с себя капли воды.

Когда он смеялся, его глаза, и без того маленькие, совсем прищуривались и мерцали двумя короткими черточками, под большим выдвинутым вперед лбом. В улыбке Ильича было что‑то особенное, чарующее.

Ленин стал опять прогуливаться по палубе, заложив руки за спину. То останавливаясь около поющих, то подходил к борту.

Лейся вдаль наш напев! Мчись кругом!

Над миром наше знамя реет

И несет клич борьбы, мести гром…

— гремел наш хор.

Оно горит и ярко рдеет.

То наша кровь горит огнем,

Пароход разрезал шумные, бурлящие волны…

Через несколько часов наш корабль подошел к шведскому пограничному городу Мальме. Качка кончилась. Пароход медленно вошел в порт. Мы быстро высалились, двинулись со своим багажом к железнодорожной станции, и утром были уже в Стокгольме. Здесь нас встретили местные левые социал–демократы и другие партийные товарищи.

Теперь мы были уже совершенно спокойны за наши вещи. Было кому о них позаботиться, и мы налегке, пешечком отправились в город.

Нас пригласили в фешенебельную гостиницу, в которой бывали лишь посетители с белыми, как снег, накрахмаленными манишками и манжетами, в дорогих костюмах. На нас же обслуживающий персонал смотрел с удивлением. Видно было, что портье и горничные недоумевали: что это за люди?

Нас пригласили в столовую позавтракать. Большой длинный стол был весь уставлен холодными и горячими закусками. Вокруг стояли официанты. Блестящие люстры, большие зеркала на стенах и широкие светлые окна блестели и переливались светом. Обстановка была неуютной, холодной Но закуски оказались вкусными.

После завтрака перешли в просторный зал, где нас ожидали представители местной социал–демократии и репортеры.

Представители левой социал–демократической газеты «Politiken» и местной социал–демократической организации обратились к Ленину с приветствиями, поздравляли его с революцией в России и желали ее полной победы.

Лицо Ленина преобразилось, на нем уже не видно и следов мрачного раздумья, глаза блестят.

Ильич выступил с короткой ответной речью. Поблагодарив за приветствие, он изложил тактику партии на данный период.

Затем нас обступили корреспонденты газет. Особенно заинтересовались они Миха Цхакая. Его обступила и забросала вопросами целая толпа газетчиков. Так как Миха Цхакая не говорил по–немецки, ответы корреспондентам пришлось давать мне. Я подробно рассказал о прошлой революционной работе Миха и подчеркнул его большие заслуги в области пропаганды учения Маркса и Энгельса в нелегальных условиях. Я сообщил им, что Миха Цхакая — старейший член грузинской социал–демократической организации, что, преследуемый царской властью, он десятки лет томился в эмиграции и только теперь возвращается в Грузию.

Миха Цхакая, видимо, считал все эти подробности излишними и, конфузясь, говорил мне:

— Ну к чему все это? Хватит. В Грузию ли я еду, или в какое‑либо другое место, разве это не все равно?