«Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Ленин что‑то рассказывал Шкловскому, слегка картавя. Я встретился с его взглядом и уже не мог отвести глаз. Нет, не сократовский лоб был самым замечательным в лице Ленина. Глаза! Небольшие, глубоко впавшие, по–особенному внимательные, они в то же время были полны иронии, блистали умом, а где‑то в самой глубине искрились задорным весельем.

Владимир Ильич не вызывал меня на разговор, не обращался ко мне; изредка теребя свою бородку, растущую несколько запущенно и беспорядочно, он говорил со Шкловским. Я не заметил сам, как втянулся в их разговор.

Ленин умел удивительно быстро и незаметно сделать собеседника своим другом. Помню, в Петрограде, уже после революции, я зашел в кабинет к Владимиру Ильичу, когда у него был какой‑то рабочий. Рабочий говорил напыщенно, то и дело вставляя «ученые» слова, старательно подделываясь под «высокий штиль». Ленин слушал внимательно, бросал короткие реплики, что‑то рассказал, о чем‑то спросил. И вдруг рабочий будто преобразился, сбросил с себя напускное, заговорил своим языком, образно, живо. Прощаясь, он долго тряс Ленину руку. А у двери покрутил головой и смущенно промолвил:

— Вы простите, Владимир Ильич, что вначале я с чужого голоса говорил… Кто ж знал, что вы такой… — он повел рукой, — прозрачный.

Прозрачный!..

На следующий день по приезде Ленина в Берн в Бернском лесу состоялось собрание. Владимир Ильич выступил со своими знаменитыми тезисами о войне. Это было первое во время войны программное выступление большевизма. В нем с предельной четкостью, ясностью и полнотой были определены характер войны и задачи рабочего класса в текущий момент. Из присутствовавших помню Надежду Константиновну Крупскую, Владислава Минаевича Каспарова, депутата Государственной думы Самойлова.

Поочередно взглядывая на нас, коротко рубя рукой воздух, Ленин говорил о том, что нынешняя война — фактически война за передел колоний, война грабительская. Кажется, именно тогда Ленин впервые назвал империалистическую войну войной грабительской. Владимир Ильич обрушился на вождей II Интернационала, Каутского, Вандервельде.

— Измена, — сказал он об их поведении. — Измена!

Владимир Ильич говорил о необходимости борьбы за республику, за освобождение угнетенных наций, за конфискацию помещичьих земель и восьмичасовой рабочий день. С большой убежденностью он выдвинул лозунг о превращении войны империалистической в войну гражданскую и о необходимости создания нового Интернационала…

Некоторые товарищи пишут в своих воспоминаниях, что Ленин в первые минуты не производил как оратор большого впечатления. Не знаю! Ленина–оратора я слышал впервые в Бернском лесу. И с первой минуты, с первого слова он повел меня за собой. Всегда, о чем бы Владимир Ильич ни говорил, он находил свой необычный и захватывающий поворот, всегда он смело и прямо говорил то, о чем многие и не думали, а кое‑кто только робко начинал догадываться. А какой язык! Чистый, ясный, отточенный, такой же прозрачный, как и сам Владимир Ильич. Выслушав Ленина, к иным выводам, кроме тех, которые делал он, прийти было нельзя.

За границей Ленин получал, по его собственному выражению, «архи–скудные известии» о русской революции. И несмотря на это, еще в первых откликах на революцию Ленин дал исключительно глубокий научный анализ создавшейся исторической обстановки и, исходя из этого, с гениальной прозорливостью определил направление дальнейшего развития России. Получив первое известие о победе Февральской революции в России, Владимир Ильич писал 3 марта 1917 года: «Этот «первый этап первой (из порождаемых войной) революции» не будет ни последним ни только русским».

В статьях и письмах, написанных в марте 1917 года, Ленин разработал все важнейшие вопросы, связанные с переходом к новому, социалистическому этапу революции: об отношении к Временному правительству, о войне, о Советах, о вооружении рабочих, об отношении к другим партиям и т. д. Все это есть в «Письмах из далека», прологе знаменитых Апрельских тезисов.

В эмиграции я очень часто встречался с Владимиром Ильичем. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что после Февральской революции почти каждый наш разговор так или иначе сводился на возвращение. Ленин рвался в Россию.

Но как это сделать? Все пути сообщения находились в руках Англии и Франции. Правительства этих государств прекрасно понимали, какую опасность несет присутствие Владимира Ильича в революционном Петрограде. В день его приезда английское посольство передало в русское министерство иностранных дел записку. В ней говорилось о том, что Ленин — хороший организатор и крайне опасный человек, и, весьма вероятно, он будет иметь многочисленных последователей в Петрограде.

Просить помощи у Временного правительства было безнадежно. Оставался только один путь — через Германию.