Площадь отсчета

— Мы слушаем тебя, — сказал он спокойно, — со мною вместе сейчас находятся генерал Толь (пожилой немец кивнул) и генерал Левашов (черноусый тоже кивнул). Нам помогает правитель моей канцелярии Вяхирев (тот даже ухом не повел, продолжая строчить). Мы собрались здесь в столь поздний час, чтобы объяснить причины сегодняшнего несчастного происшествия. Товарищи твои были более чем чистосердечны — этого же ожидаем и от тебя. Откровенность и раскаянье облегчат твою участь — ты волен помочь нам и себе.

Повисла пауза. Рылеев должен был говорить, он даже хотел говорить, он хотел обличать, бросать в лицо горячие доводы, но в горле у него пересохло и язык не повиновался. Он ожидал всего чего угодно — криков, угроз, каленого железа — только не этого будничного спокойного тона. Тишина была страшнее всякого крика.

— Я сделал это… потому что не имел права… — начал Рылеев, — не имел права оставаться в бездействии… Я исполнял свой долг гражданина… дабы подарить России правление конституционное… — он замолчал.

— Превосходно, — сказал Николай с интересом, — и с этой целью у тебя на квартире было место сбора твоих единомышленников?

— Место сбора было точно у меня на квартире, — живо отвечал Рылеев, которого почему–то задело слово «единомышленники», — потому как я был болен. Во время болезни моей, продолжавшейся около десяти дней, посещали меня многие мои знакомые. Все единогласно говорили, что, раз присягнув, будет низко присягать другому императору. На этой мысли, каждый утвердясь, все совокупно решились не присягать…

— Ты и твои знакомые?

— Да, Ваше величество

— А откуда с вами взялись солдаты?

— Мы решили, что если солдаты увлекутся примером офицеров, что, по словам сих последних, было верно, ибо солдаты говорили уже об том между собою, то положено было выйти на площадь и требовать Константина Павловича…

— И так вы очутились на площади?

— Да, Ваше величество

— А какова связь между Константином Павловичем и конституционным правлением?

Рылеев молчал.

— Константин Павлович — единокровный брат мой, который во многих официальных и частных письмах отказался от отеческого трона. А ежели бы он его восприял, он вряд ли сделал бы это в качестве конституционного монарха. Можешь поверить мне на слово — Константин Павлович не разделяет твоего образа мыслей.

Рылев молчал.

— Вы требовали Константина Павловича затем, чтобы увлечь солдат?

Рылеев молчал. Николай встал из–за стола, резко одернул на себе мундир и подошел к Рылееву. То ли от того, что он был целой головой выше его, то ли от неожиданности, но Кондратий Федорович заметно шарахнулся в сторону.

— Послушай, Рылеев, — негромко продолжал Николай, — мне почему–то кажется, что намерения твои были не совсем дурны, я просто не в силах их до конца понять. Но я должен это сделать. Сегодня погибли люди. Они — он повел рукой в сторону Левашова и Толя — потеряли боевого товарища. Я — помощника и друга. Кто в этом виноват?

Доверительный тон царя вернул Рылееву дар речи.

— Ваше величество, — громко воскликнул он, — это произошло по вине князя Трубецкого! Это он должен был принять начальство на Сенатской площади! Он не явился, и, по моему мнению, это главная причина всех беспорядков и убийств, которые в сей несчастный день случились!

— Мы вернемся к этому вопросу, — сказал Николай, — но я хотел бы знать о тебе более. Ты женат?

— Да, государь, — растерянно отвечал Рылеев. Он хотел говорить еще о Трубецком. Мысль об этом страшном предательстве мучила его весь день, и ему трудно было переключиться на другой предмет.

— Есть ли у тебя дети?

— Де… дети? Есть, дочь.

— Сколько лет?

— Дочери? Пять лет… Ваше величество

— Пять лет? Как Мэри, моей старшей девочке… Каким образом ты, счастливый муж и отец, мог подвергнуть семейство свое, свою бедную жену такой опасности? Что будет с ними теперь?

Рылеев положительно не знал, что отвечать.

— В твоих руках счастие всей семьи твоей. Садись сюда!

Николай резким движением отодвинул стул от своего стола, убрал неоконченное письмо Константину, положил перед Рылеевым чистый лист бумаги.

— Бери перо! — Рылеев молча повиновался. — Пиши здесь имена своих знакомых… Мне они известны все равно, мне просто важно знать, что ты сейчас правдив со мною… Но для этого я должен иметь от тебя свидетельство твоего чистосердечия. Я хочу, чтобы ты здесь написал, что тебе известно о вашем Обществе, а также об таковом, какое существует на юге. Пиши!

Рылеев не задумываясь начал писать. Он писал быстро, без помарок, понимая, что возможно еще кого–то спасти… и может быть, спастись самому. Он писал, часто макая перо в чернильницу, своим красивым, летящим почерком. Николай в задумчивости ходил вокруг стола, механически трогая колючую верхнюю губу с отросшими за день усами. Генералы уткнулись в бумаги.