В первый день наступления наши войска продвинулись вперед - где на десять-двадцать километров, а там, где немцы оказывали сопротивление, даже два километра брались с неимоверным трудом. Танки противника еще не появлялись, авиация только прикрывала отход своих войск или вела разведку. Немцы очень экономно расходовали свои силы, и на юге выступа (южнее Барвенково) они бросали в бой строительные батальоны, нам попался в плен солдат из похоронной команды и даже из команды по сбору трофеев ("барахольщик"). За ночь Паулюс выкатил из Харькова свои "ролики", и второй день наступления Тимошенко стал днем переломным.
Сопротивление ожесточилось. Паулюс запросил Адама, готовы ли к атакам панцер-дивизии Хубе и Виттерсгейма.
- Да, - отвечали ему, - всего триста семьдесят машин. Хубе и Виттерсгейм с нетерпением ожидают ваших распоряжений.
- Отлично. Не пора ли нам расшатывать фланги Тимошенко? На танки пусть Хубе примет пехоту. Заодно предупредите Рихтгофена, чтобы его четвертый воздушный флот выделил нам пикирующие бомбардировщики. Я подозреваю, что маршал Тимошенко, припомнив свою молодость, проведенную в конюшнях, обязательно прибегнет к помощи кавалерии... Конечно, - сказал Паулюс, мне, генералу, как-то не совсем удобно учить маршала, но в этих условиях ничего другого не остается...
Удары танков и авиации Тимошенко воспринял на свой лад, как доказательство слабости противника.
- Ну, вот! - обрадовал он Баграмяна. - Паулюс уже на грани истощения, он транжирит свои последние козыри...
Силы противника сознательно им преуменьшались, а свои собственные Тимошенко преувеличивал. Совершенно не понимаю (и объяснений тому нигде не искал), почему Семен Константинович был убежден том, что на подмогу его армии идут свежие дивизии из Ирана (?).
- Но боюсь, они поспеют к шапочному разбору когда мы своими силами разделаемся с фрицами, - говорил он...
13 мая уже наметилась неразбериха. Штабы соединений и штаб самого маршала работали в отдалении от передовой - иногда их разделяли 20 - 30 километров бывало, что и более. При этом они все время перемещались, не предупреждая фланговых соседей, радиосвязь работала безобразно, позывные частей перепутались, и в этой сумятице мало кто еще догадывался, что управление войсками было уже потеряно... Но Тимошенко, уверенный в себе, уверял Москву и свой штаб, что всё складывается по плану:
- Я очень доволен ходом событий...
Маршал К. С. Москаленко (сам участник этих событий) по этому поводу писал: "Ошибочные оценки небыли изменены в ходе боевых действий даже тогда, когда наши войска, по существу, уже потеряли инициативу... Перелом обозначился, и теперь не мы, а Паулюс навязывал нам свою волю. Однако наступление еще развивалось, и к концу дня 14 мая определился даже четкий успех: с Барвенковского выступа мы шагнули на 50 километров, а со стороны Волчанска (севернее Харькова) пробили оборону врага вглубь до 25 километров".
Наверное, это и был тот самый счастливый момент, когда Александр Ильич Родимцев, оторвавшись от стереотрубы, вытер восторженную слезу:
- Вижу, шайтан вас дери... вижу! Дома, крыши, садики, фабричные трубы. Харьков! Пора слать туда наши разъезды.
В трудные моменты боя нас выручали "сорокапятки", шедшие в порядках пехоты (те самые орудия в 45 мм, которые в канун войны маршал Кулик и Сталин приказали снять с производства), - именно эти пушки и стали нашей "палочкой-выручалочкой" в годы войны. Прекрасные наводчики - казахи с их острым зрением степных жителей раз за разом отмечали точные попадания:
- Жаксы, жаксы... о, бек жаксы!
15 мая Клейст южнее Барвенкова уже разворачивал свою танковую армаду, а маршал авиации Вольфрам Рихтгофен поднял в небо воздушный флот, который устраивал над нашими войсками "небесную постель", обстреливая все живое, в строю "дикой свиньи" клином врезался в наши слабые авиационные звенья... любой натиск врага маршал Тимошенко не считал вступлением, расценивая его как жесткую оборону:
- Не сдаются, окаянные! Мы их переломим. Мы еще окажем, что умеем бить врагов по-суворовски: не числом, а умением...
Тогда же он заверил Сталина в успехе наступления. Между тем сражение уже распадалось на отдельные очаги, изолированные один от другого "пробоинами" в линии фронта, и в эти "пробоины" бурным потоком вливались резервы Паулюса, от Славянска с юга - начали проскакивать одиночные танки...
Иван Христофорович Баграмян запросил южное направление - какова у них обстановка и где сейчас танки Клейста? Ответ из штаба Малиновского был утешительным:
- Клейст не шевелится. А мы следим, чтобы к Барвенково он не прорвался. В случае чего - предупредим...
16 мая стало последним днем нашего наступления. Наши войска еще продолжали нажим на Харьков, а местные жители, стоя у деревенских околиц, кричали бойцам:
- Да оглянитесь назад, родимые! Вы-то вперед идете, а за вами-то, эвон, уже немецкие машины шныряют...