"Товарищ Баграмян, - диктовал Сталин, - не удовлетворяет Ставку не только как начальник штаба, призванный укреплять связь и руководство армиями, но не удовлетворяет Ставку даже и как простой информатор, обязанный честно и правдиво сообщать в Ставку о положении на фронте. Более того, т. Баграмян оказался неспособным извлечь урок из той катастрофы, которая разразилась на Юго-Западном фронте... благодаря своему легкомыслию не только проиграл наполовину уже выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18 - 20 дивизий..."
Длинные колонны наших военнопленных - несчастных.
Виноватого нашли! Легендарный "стрелочник" необходим...
* * *
В самом конце мая Харьковская операция закончилась, и Паулюс спросил своего квартирмейстера фон Кутновски:
- Каковы потери моей армии в минувшем сражении?
- Двадцать две тысячи.
- Почему такая округленная цифра?
- Калькуляция потерь подведена лишь условно. Много пропавших без вести, еще отыскивают раненых. Кажется, - добавил Кутновски, - мы с трудом выбрались из этого кризиса?
- Да, - не скрывал от него Паулюс, - под Харьковом иногда возникали моменты, когда я думал, что город придется оставить. Но виновником моих опасений было упорство русского солдата, а никак не упрямство маршала Тимошенко... Впрочем, Наполеон был прав: Бог всегда на стороне больших батальонов!
Полковник Адам настраивал радиоприемник. Из трескотни эфирных помех вдруг выделилось имя Паулюса. Берлин голосом Ганса Фриче возвестил о том, что генерал-лейтенант танковых войск Фридрих Паулюс за полный разгром армии маршала Тимошенко возводится фюрером в кавалеры Рыцарского креста.
- Признаюсь, - сказал Паулюс, - я надеялся на следующий чин генерал-полковника. Но стоит радоваться и кресту, ибо получение его сопряжено с приятным визитом в столицу.
Самолет приземлился в Темпельгофе лишь в два часа ночи, и Паулюс был безмерно удивлен, встретив Франца Гальдера, который ждал его. Скупо поздравив с наградой, Гальдер сказал:
- Мне без вас трудно работается, вы умели ладить с этим психопатом, а мы с ним грыземся, словно бродячие собаки из-за каждой кости. Я с трудом переношу его оскорбления, от которых краснеют не только стенографистки, но даже Кейтель с Йодлем... Садитесь в мою машину, дорогою переговорим. - Едва захлопнув дверцу, Гальдер сразу же начал бранить фюрера за непонимание самых насущных законов стратегии. - После ошеломляющей победы под Харьковом разве не абсурдно ли последующее расчленение армий на две группировки с дирекцией - на Кавказ и на Сталинград. Русские передушат нас там поодиночке...
Паулюс никак не желал драматизировать летние планы:
- Что бы вы сделали на месте фюрера, Гальдер?
- Сейчас мне хватило бы лишь одного Сталинграда.
- Но тогда моя шестая армия образует невыгодный клин с необеспеченными флангами от Воронежа до Ростова, вот тогда-то меня русские и задушат...
Гальдер сказал, что падение Воронежа (со стороны барона Вейхса) и возврат Ростова (со стороны Клейста) будут обеспечены в ближайшее время.
- Таким образом, ваша боязнь за свои драгоценные фланги отпадает сама по себе. Дело не в этом! - многозначительно произнес Гальдер и замолк, надвинув козырек фуражки на глаза.
Машина мчалась во мраке, пронзая улицы Берлина, еще два-три поворота, и они выедут на Альтенштайн-штрассе.
- Вы, кажется, не поняли меня, - продолжил Гальдер. - Выходом к Волге я бы разом перекрыл все краны, из которых русские черпают горючее, и Красная Армия скончалась бы сама в жестоких корчах топливной дистрофии. Но при этом нам не пришлось бы штурмовать Эльбрус и залезать в Баку!
- И вы ждали меня, чтобы...
- Ждал. Чтобы просить вас, Паулюс, при свидании с фюрером убедить его высочайшее невежество в стратегической выгоде одного лишь сталинградского направления.
- Обещаю. Но при условии. Если ваши оперативные сентенции не нарушат ритуала моего награждения...
(Оба они, и Гитлер, и Гальдер, желали выиграть войну, теперь уж если не оружием, то хотя бы топливным дефицитом советской промышленности, конкретным наличием советских двигателей. Но подходили к этой победе разными путями. Гитлеру хотелось сосать горючее прямо из нефтяных скважин Кавказа, а Гальдер) более осторожный, желал лишь перекрыть Волгу, которая в те годы была для нас главным "нефтепроводом". Мне, автору, трудно давать оценку вражеским рассуждениям. Я сошлюсь на мнение видного английского историка Лиддела Гарта; в книге "Стратегия непрямых действий" он писал о планах вермахта на Кавказе: "Это был тонкий расчет, который был ближе к своей цели, чем принято думать...")
Дома Паулюса не ждали; разбуженная его появлением жена, оказывается, все уже знала - по газетам.
- Рыцарский крест, - горячо шептала она, - к нему бы еще мечи и дубовые листья. А потом и жезл фельдмаршала... Ах, Фриди! Как я счастлива, что стала твоей женой... Мне последние дни все чаще вспоминался давний Шварцвальд, наша первая прогулка в горы, где у тебя закружилась голова.
- Коко, спасибо тебе за все! - отвечал Паулюс. - Но голова у меня кружится и теперь. Я трудно переношу всякую высоту...