- А вас... что? - орал Гордов. - Война не касается? Ну что за народ пошел? Только бы пожрать да драпать...
Зато в штабе 62-й армии дорожки песочком посыпаны, будто тут гулять собрались, сам же Чуйков - даже в условиях фронта умудрялся выглядеть элегантно. С вызывающим шиком он, как джентльмен, опирался на трость. Но что особенно поразило Хрущева, так это его белые перчатки.
- Армия-то драпает... когда воевать научитесь?
- Учимся, - скромно отозвался Василий Иванович.
- Мало вас били, - упрекнул его Хрущев.
- Меня - да - мало! - не возражал Чуйков, и Гордову стало явно не по себе, когда он со знанием дела стал нахваливать гибкую тактику противника. - Казалось бы, - доложил он, - оборона вдоль реки и должна бы повторять конфигурацию береговой черты. Однако немцы умышленно оторвались от береговых контуров. Даже отступили от реки, нарочно создав "ничейное" пространство, чтобы мы в нем завязли...
- Его армия драпает, а он, такой-сякой, врага же и расхваливает...
Тут Гордова и понесло: мать и перемать, и в такую вас всех, выдал полный набор душеспасительных слов, а Никита Сергеевич тоже не скрывал, что Чуйков ему неприятен:
- И не стыдно ли фасонить перчатками? В такой исторический момент, когда вся страна напрягла свои силы на разгром зарвавшегося...
- Да у меня экзема... еще с Китая.
- Ладно - экзема. А дубина-то в руках для чего?
- Не дубина, а... стек! Мне так удобнее.
Тут Гордов и Хрущев в один голос:
- У него армия бежит, а он... Судить таких надо!
Ух, до чего же неприятен показался им этот Чуйков!
Возвращаясь в Сталинград, Гордов и Хрущев никак не могли успокоиться, дружно ругая "Василия Ивановича":
- Нельзя таким пижонам доверять армию...
- Нельзя, нельзя, - соглашался Хрущев. - Ведь это на что похоже? Стек, перчатки, еще цилиндр не успел завести.
- Гнать его в три шеи, - решил Гордов, - чтобы такие пижоны мой Сталинградский фронт не позорили.
- Верно! В резерв его... пока не поумнеет!
Во время разговора со Сталиным Хрущев доложил, что Чуйкова они сняли как неспособного! Не станешь же рассказывать о перчатках да трости, лучше сказать - неспособный.
- И правильно сделали, - послышался из Москвы ответ Сталина. - Чуйков такой пьяница, что весь там фронт пропьет...
Василий Иванович пьяницей не был. Но теперь, поди ж ты, доказывай "вождю народов", что ты трезвый, если "вождь" уже решил, что ты пьяный. Долго ли у нас на человека ярлык наклеить? А потом сам он не отлипнет, и не отдерешь его...
4 августа Чуйков, отозванный в резерв фронта, возглавил оперативную группу Сталинградского фронта. Спросил:
- А где она, эта группа?
- Нет группы, - отвечал Гордов. - Собрать надо...
Чуйков не растерялся. Собирал в городе вышедших из окружения, отбившихся от своих частей, брал тех, кто из госпиталя выписался, если дезертира поймают - он и дезертира в строй ставил, внушал ему, чтобы дураком тот не был!
- Хорошо, что на меня напал. Другой бы, знаешь, куда тебя отвел? Не вчера война началась и не завтра закончится. Чем бегать-то, так лучше у меня послужи... Героем с войны вернешься, от баб отбою не станет, все девки перед тобой в штабеля сложатся...
Его оперативная группа скоро отличилась на фронте героизмом бойцов, и опять по фронту шла добрая молва:
- Вот Василь Иваныч... вот душа-человек!
А кто теперь знает генерала Гордова? - Никто.
А кто знает сейчас маршала Чуйкова? - Все.
Но тогда еще не пришло время славы Чуйкова - еще царили бездарные временщики типа гордовых-горловых.
* * *
Сталин начинал новую рокировку фронтов и командующих.
- Значит, поправились? - заботливо переспросил он. - Так точно, по-солдатски отвечал Еременко.
- Будем считать, что товарищ Еременко вернулся в строй... Сразу приступим к делу. Сейчас, - сказал Верховный, - обстановка под Сталинградом настолько осложнилась, что мы решили Сталинградский фронт разделить на два фронта, и один из них намерены поручить вам.
Василевский, развернув карты, четко доложил о линия раздела Сталинградского фронта, причем эта линия рассекала на две части и сам город. Еременко сразу насторожился, и было отчего: город един, оборона его едина, а задачи фронтов вроде бы самостоятельны. Один фронт оставался с прежним Сталинградским наименованием - во главе с Гордовым, а Еременко предстояло командовать Юго-Восточным, ограждая Сталинград с южных направлений... Чушь какая-то!
- Вы желаете что-то добавить? - спросил Сталин, сразу приметив, что Еременко чувствует себя не в своей тарелке.
Андрей Иванович встал и сказал, что оборону города нельзя делить между двумя фронтами, более того, линия раздела, идущая по реке Царица, тянется вплоть до Калача, а стык между фронтами всегда останется уязвим в обороне.
- Если Сталинград един, то и одного фронта достаточно для его обороны - незачем делить его, как буханку хлеба...