Площадь павших борцов

(Подобные словесные эскапады были в духе речей того времени, даже в мемуарах Еременко писал, что в Кабинете Сталина ему казалось, будто Ильич с портрета улыбался ему, словно ободряя на подвиг). А дома Чуянова поджидала жена.

- Алеша, - завела она прежний разговор. - Или глаз у тебя не стало? Разве не видишь, что творится в городе? Твои партийные работники из обкома и даже из райкомов уже давно семьи из города тишком повывозили. Теперь живут в безопасности в заволжских кумысолечебницах, беды не знают на обкомовских дачах в "Горной поляне". Один ты у меня...

- Ша! - сказал Чуянов. - Не скули. Я тебе уже говорил, что моя семья останется в Сталинграде, и больше с такими вопросами ко мне не приставай.

Дедушка Ефим Иванович поддержал Чуянова:

- Алексей-то правду сказывает. На него же люди смотрят: сбежал аль сидит? Вот и крепись, а не хнычь... Сама знала, за кого замуж выходила. У них, партейных, своего винта нет - они сверху крутятся, как окаянные...

Если выдавались спокойные ночи, сталинградцы из окон своих квартир видели далекое зарево - это полыхала степь, в огне сражений собрали на корню массивы переспелой ржи и пшеницы. Надрывно, почти истошно перекликались меж собой маневровые "кукушки" на станциях Качалино, Паншино, Котлубань, - сталинградский узел уже задыхался в страшном и тесном тупике, из которого, казалось, не выдернуть ни одного вагона и не найти места для вагона прибывшего. А вокруг города, ограждая его от наседающих армий Гота и Паулюса, подтянулась на 800 километров извилистая и постоянно колеблющаяся линия фронта - в разрывах и проломах, уже рваная...

В эти дни Еременко вызвал к себе саперов, их в Сталинграде возглавлял инженер-генерал В. Ф. Шестаков.

- Без моста задохнемся... Вспомните, как наш замечательный советский классик Алексей Толстой в своем гениальном романе "Хлеб" описал скорое строительство моста через Дон нашим легендарным маршалом Ворошиловым.

- Так это в романах, - отвечали саперы, - легко было писать Толстому, а ты попробуй-ка сделай... У нас тут не Дон, а Волга-матушка, и мы тоже не товарищи Ворошиловы.

Строить наплывной мост решили возле Тракторного завода (СТЗ), и Шестаков сказал, что будут поторапливаться, ибо железная дорога от узловой станции Поворино уже доживает последние дни! не сегодня, так завтра немцы могут ее перерезать.

- Будем спешить, - скромно обещал генерал Шестаков...

Наводить мост решили от набережной, чтобы через острова Зайцевский и Спорный он вывел к Ахтубе, где густо дозревали вишневые сады. А дальше уже тянулись нелюдимые степи Заволжья, в пустынное небытие шагали ряды телеграфных столбов, звенящие струнами проводов, и на каждом столбе сидели хищные коршуны, зорко высматривая добычу.

* * *

Примерно за день до назначения В. И. Еременко в Сталинграде случилось нечто из области не научной, но административной фантастики, явление, до сих пор необъяснимое

В тупике железнодорожных путей, где скопились вагоны с различным сырьем для металлобазы Вторчермета, грузчики наткнулись на запломбированный вагон, который охранял солдат с винтовкой. Естественно, работяги удивились;

- Чего у тебя там в вагоне? Медь, чугун?

- Железяки всякие.

- Так чего хлам охранять-то?

- Так велено.

- Ну валяй отсель, - сказали грузчики. - Да проспись. На тебе лица нет. А мы твой вагон под разгрузку ставим.

- Хрена с два, - отвечал стойкий часовой. - Мне приказано никого не подпушать, а ежели кто полезет - стрелять.

- Не дури! Вот и квитанция у нас на разгрузку.

- Отойди по-хорошему, - кричал солдат, щелкая затвором винтовки. Иначе, ей-ей, пальну - не возрадуетесь,

- Псих ты, что ли? Совсем очумел?

- Говорю - отойди. Иначе всех перестреляю...

С базы Вторчермета звонили в обком, просили вмешаться, а Чуянов поднял на ноги НКВД, наказав Воронину разобраться с этим вагоном. Воронин, ныряя под составами, забившими станционные пути, долго ползал в неразберихе путей, наконец вышел на грузчиков, которые в сторонке покуривали.

- Эвон, - показали они ему, - вагон под пломбами. На базе ждут, чтобы пустить металлолом в переплавку, а энтот молокосос обрадовался, что "винтарь" доверили - не подпущает.

Воронин сунулся было на площадку вагона, чтобы одним махом обезоружить солдата, но тут же кувырком полетел под насыпь от удара приклада и окрика: "Стой! Стрелять буду..." Отошел подальше, отряхнул галифе, матюгнулся и стал думу думать - как бы ему разоружить бойца, чересчур усердного, чтобы он с винтовкой расстался. Как представитель могучей организации НКВД, Воронин, конечно, начинал с лирики:

- Эй, товарищ боец, благодарю за верную службу!

- Служу Советскому Союзу, - последовал четкий ответ.

- А какой день ты не жрамши? - ласково спросил Воронин.

- Кажись, пятый. Забыл, когда ел.

- Небось, и пос... хочешь? - ласково спросил Воронин.

- Прижимает. Да боевой пост не оставишь.

Воронин продумал свое поведение, издали спрашивая:

- Эй, хочешь, я тебя арестую?

- Зачем? - удивился часовой.