Площадь павших борцов

- Эй! Кончайте болтовню... Дайте по предателю нации из крупнокалиберного пулемета, чтобы он навсегда заткнулся.

- Заодно, - добавил Паулюс, - всадите туда парочку осколочных с примесью горящего фосфора... вот и конец!

* * *

Генерал-профессор Отто Ренольди сообщил, что на контроле в Кракове задержаны триста солдат 6-й армии:

- Наши отпускники! Им не дали "подарков фюрера" и не пускают в Германию, ибо они не прошли дезинсекцию на вшивость.

Паулюс удивился - отчего завшивела его армия?

- Конечно, от русских, - подсказал Шмидт.

- Нет, - со знанием дела отвечал Ренольди. - От русских заводятся клопы, а вши от кукурузников и макаронников. Вы ж знаете, что британские войска в Киренаике никогда не занимают окопы после итальянцев по тем же причинам.

Паулюс с присущей ему брезгливостью предложил, чтобы солдаты 6-й армии почаще полоскали белье в речках.

- Но эти звери не тонут, - отвечал Ренольди, более практичный, и Паулюс спросил профессора, как о этим бедствием налажено дело у русских. У русских, - пояснил Ренольди, - еще со времен царя заведены в войсках регулярные "прожарки".

- Нельзя ли и нам... как при царе?

- У нас, - настырно вмешался Шмидт, - тоже имеются подобные камеры. А немецкая техника самая передовая в мире.

- Конечно! - не возражал Ренольди. - Но в соревновании нашей техники с техникой противника имеется небольшая разница: в русских камерах зараза полностью уничтожается, а в наших гнида только получает легкий загар, как на испанском курорте. Предупреждаю: набравшись вшей у Харькова, мы протащим их на переправе через Дон, а когда выйдем на Волгу, сыпной тиф нашей героической армии обеспечен, как пенсия по старости...

Ренольди оказался прав. Но спасать жизни немецких солдат от сыпного тифа будут уже наши врачи, многие из которых и станут жертвами сыпняка, заразившись от своих пациентов. Германия об этом помнит, а солдаты 6-й армии до сей поры благодарят наших врачей, которые спасли их, а сами погибли. Паулюс этой болезни миновал.

В Суздале, уже за стенами монастыря, где содержались многие его коллеги, однажды к нему подошел немецкий офицер с Железных крестом поверх мундира потасканного:

- Наш диалог был тогда прерван, господин фельдмаршал, и прерван не по моей вине. Я и есть тот самый капитан Энрст Хадерман, которого многие из вас сочли большевистской выдумкой. Если не возражаете, мы прежний диалог продолжим и, надеюсь, с большим успехом... во всяком случае - без стрельбы!

16. В городе

В скверах города гуляли козы и коровы, по бульварам и дворам носились отощавшие бесхозные свиньи с поросятами.

Еременко вскоре же познакомился с Чуяновым.

- Живете, - сказал недовольно, - словно дикари какие, даже моста через Волгу не перекинули. А потом, - спросил, - что я вижу? Сталинград - город, носящий имя великого вождя, а здесь коровы бродят по газонам и ко всем бабам пристают, чтобы их подоили. Едешь по городу, а свиньи визжат, коровы мычат, собаки лают... Хорошо ли это?

Алексей Семенович не спорил; но откуда свиньи взялись - и сам не знал, признав за истину, что хозяина их не отыскать: обещал направить комсомольцев на отлов свиней, чтобы всех - на мясокомбинат, а комсомолок чтобы коров доили.

- Конечно, тут не Москва, где мильтон свистнет, так сразу все разбегаются. Мы - провинция. Это в столице скажут: глядеть всем наверх - и все смотрят, а у нас прежде спрашивают: "Зачем наверх глядеть? Чего мы там не видел?.."

Андрей Иванович схватил костыли, по комнате - скок-скок в один конец, повернул обратно, снова за стол уселся (раны еще болели, и Еременко превозмогал сам себя).

- Слушай, ты сам-то с какого года?

- Урожден в год революции - в пятом.

- А я еще в прошлом веке родился, старше тебя, - сказал Еременко, так чего ты тут дурака валяешь. Я ведь дело говорю. В конце-то концов плевать мне на свиней да коров недоенных... Сейчас во как, позарез, мост нужен!

Чуянов ответил: уж сколько бумаг им было написано, каждый год отвечали - то в планы пятилетки мост не влезет, то средств не сыскать, а сейчас, когда немцы с двух сторон жмут, какой же тут мост построишь? Только на горе себе:

- Сегодня построим, а завтра от него немцы одни сваи оставят. Меня же и турнут за милую душу, как... Дон-Кихота!

Еременко сказал, что мост берет на себя:

- У меня же саперы. А мост наплавной сделаем. Коли разбомбят, восстановим быстро, и снова поехали... Нельзя же воевать, если армия на одном берегу, считай, в городе, а тылы ее на другом, в Заволжье, где одна тоска зеленая.

Разговор происходил на командном пункте двух фронтов (в штольнях), в соседней комнате тихо попискивала морзянка, в проходе были кучей свалены аккумуляторные батареи, а стены в кабинете Еременко были сплошь обтянуты тонкой фанерой, и оба они, не раз бывавшие на приемах в Кремле, понимали, что это личный вкус товарища Сталина, обожавшего именно такую обивку на стенах.

- Хозяин распорядился, - намекнул Чуянов.

- Верно! - огляделся Еременко. - А я-то сижу я думаю: отчего в подвале все такое знакомое, будто в кабинете вождя нахожусь? Вот она, наглядная забота о нас партии и правительства...