Площадь Разгуляй

…Провальный сон в леденящем ветродуе щелястой «краснухи» то и дело ломается. Рвется обидно из–за громоподобных — спросонья — ударов деревянных барцев: огромных молотков на длинных рукоятках. Барцами конвой на каждой остановке поезда, пусть даже минутной, неистово колотит по вагонным боковинам, по крыше, по торцам, по днищу в непрекращающихся попытках обнаружить потенциальные «точки побега» – оторванные злоумышленно и чуть наживленные, до случая, доски вагонной обшивки. Удары барца всегда неожиданны, даже когда грохот от них вроде постепенно — от вагона к вагону – приближается неумолимо, и неизменно «вдруг» обрушивается тебе на голову… Такое вот впечатление по первости. Потому всякие прочие шумы почти не воспринимаются. Они — будто сквозь сон. Так, словно сквозь сон, слышатся длинные пулеметные очереди, тем более одиночные выстрелы, со сколоченных на живую нитку «балконов» тормозных площадок, с паровозного тендера, с караульных надстроек вагонов. Постоянная стрельба ободряет вечно настороженный конвой. Но и нас иногда тоже развлекает — можно пофилософствовать на тему: зачем, почему, в кого стреляют? Или по поводу необходимости экономить патроны. Делать–то в вагоне, да еще в пути, нечего.

Скукота…

Никаких тебе развлечений!

Но развлечения — они еще впереди. Их настойчиво ищет блатная кобылка. И находит. Название аттракциона — «качать вагон». Поначалу большинство, уплотненное на нарах «валетом», не понимает сущности «качания». И потому бездумно его принимает. Ушлые урки заранее изобретают оправдание развлечению: селедка пересолена, а конвой поит только два раза в сутки — поутру и к ночи, когда раздает сухой паек «завтрака» и «ужина». Требование — поить чаще — остается без ответа. Блатные орут:

— Начальника эшелона дава–ай! Дава–ай начальничка!

И матом его, матом! Мат почему–то вызывает ярость конвоя. И санкцию: сутки без воды!

Вот тогда раздается команда старшого:

— Все, с–с–с-уки, падлы, — все!! Качать вагон! Ваго–о–он кача–а–ать!!!

Нас будто сметает с нар! Па–а–шел!.. Па–а–шел!.. Йэх!.. И кто–то басом, с надрывом:

— Па–а–мрем!.. Па–а–мрем!.. Па–а–амрем!.. Па–а–мрем!..

Мечемся! Мечемся! И все радостные, будто на свободу вырываемся! Па–а–мрем!.. Па–а–мрем!.. Па–а–мрем!.. Па–а–мрем!..

Сладкий ужас гибели–избавительницы охватывает нас, сжимает железными объятьями, когтит кипятком сердце… И… Смее–е–ерть!.. Сме–е–е-рть!.. Сме–е–ерть!

И тут вдруг скрежетнули визгливо диски колес. Зазвенело – пока лишь на миг — освобожденное от груза железо. Многотонная коробка вагона приподнялась. И тут же села на рельс. Но дрожь усилилась. Затрясло вагон. Дрожь — и в нас! Паа–ам–рем!.. Па–а–ам–рем! Ударяемся о стенку — враз отталкиваемся – перелетаем вагон — ударяемся — отталкиваемся и слышим где-то рядом с нашими воплями раскачки раскачивающий крик соседних вагонов! И там — па–а–м-рем!.. Па–а–ам–рем!..

И в ответ — торжествующий — наш:

— Па–а–ам–рем!

И общий вопль — под удары о рельсы срывающихся с них колес вагона:

— У–р–р-р-а!.. У–р–р-р-а!.. Пам–рем!.. Пам–рем!..

…Визг! Скрип! Удары металла о металл — грохот сталкивающихся буферов! Шипение пневматики… Стоп–кран сорва–ли… Испугались, гады!

…Эшелон стоит посреди бескрайней снежной степи.

Конвой. Собачки. Начальнички.

Все мельтешится. Все возбуждено. Всё — даже собаки — изрыгает мат, проклятья, угрозы. Выясняют: где, кто, когда начал? Вагон какой? Понимают: жизнь у них кончилась, раз началась качка. И зэки — враз — психанули, завелись. Началось то самое, против чего, как против лома, приема нет! Только беспощадная сила! Сокрушающая! Ломающая человека! Зэков надо сходу смять! Задавить режимом! Не дать головы поднять!

Дыхнуть не позволить…

Толпа конвоя и начальство — слышно — приближаются к нашему концу шестидесятивагонного эшелона. Мы прислушиваемся. Ага! У того, который перед нами, вагона — крики: выволакивают на снег… Собаками! Собак на поводках в вагон впустили! И они теперь рвут! Лай — неистовый, злобный, с захлебом… И удары!.. Удары!.. Бьют, сволочи! И снова лай. И мат – такой же злобный, с захлебом… «Дознание» идет…

Допрос: кто начал? Кто? Говори, падла! И удары, удары… И собачий рык. И вопли людей.

…Шум у нашего вагона. Слышно, как прохрустела по снегу толпа вертухаев. Хрипят замки. Звенит крюк–заложка. Визжат на откате створ–ворота…

— Заключенные! Все — вниз, на снег! Выходи-и!

И спускают с поводков совершенно озверевших собак…

— Ложи–ись! Мордой — в снег!

Глава 179.