Площадь Согласия

Но так как бренчание на гитаре никак не отражалось на успеваемости дочери, мать особенно не докучала. Она и не догадывалась, что после школы Тамара не менее часа посвящала подбору знакомых мелодий и даже пыталась сочинить что-то сама. Музыка для Тамары звучала во всем: в случайно оброненных фразах, в интонации людей, даже номера телефонов она зачастую запоминала, улавливая лишь одной ей ведомую мелодию.

Почему она сразу не включилась в институтскую самодеятельность? Сложно сказать. Возможно, сказалось влияние мамы, но скорее всего сработал пресловутый провинциальный комплекс: а вдруг она делает это много хуже других?

«Взять и спеть? — с трудом осмысливая слова преподавателя, раздумывала она на лекции. Кто мог подумать, что своим предложением Трушкин так легко пробьет брешь в решимости вести новую, независимую от чужих желаний жизнь. — Но надо же себя как-то развлекать? Сколько можно жить лишь учебой и тешиться гордым одиночеством? Инночки второй день нет в институте, и мне надо научиться спокойно воспринимать свое новое место под солнцем. Никакая подруга не даст женщине то, что может дать мужчина», — вспомнились ей услышанные где-то слова.

И все же к концу дня Тамаре удалось снова собраться и, несмотря на то что на завтра почти ничего не задавали, отправиться в читальный зал. Закончив оформление реферата по философии, который надлежало сдать только лишь на следующей неделе, она взглянула на часы, вздохнула и, сложив в дипломат вещи, вышла за дверь.

Проходя мимо неосвещенной лестницы, ведущей прямо к старому актовому залу, Тамара вдруг уловила краем уха смех и приглушенную музыку. Замедлив шаг, она остановилась у широких, ведущих наверх ступеней.

— Ну, и чего ждешь? — послышалось из темноты.

— Мишка, ты, что ли?

— Я.

— А что ты здесь делаешь?

— Тебя жду.

— А если бы я не пришла?

— Но ведь пришла же! Пойдем, мне без тебя туда нельзя, — вынырнул из темноты Трушкин и, перехватив у нее дипломат, легонько подтолкнул в спину.

«Разве что посмотреть», — оправдываясь перед собой, шагнула она на ступеньку.

— А вот и мы! — распахнув дверь, во всеуслышание объявил Мишка.

На скупо освещенной сцене стояли человек десять студентов, читали с листа какой-то текст, дурачились и кривлялись кто во что горазд. С первых рядов зрительного зала за ними наблюдала чуть более многочисленная группа, среди которых, неприятно удивившись, Тамара узнала Ляльку Фунтик.

— Здравствуйте, — поднялась навстречу девушка, которую она несколько раз видела на сцене во время студенческих вечеров и капустников. — Я — культорг факультета и зовут меня Лариса…

— Я знаю. Но я…

— И мы о вас знаем, нам Миша все уши прожужжал! Сейчас сделаем небольшой перерыв и, если вы готовы, с удовольствием вас прослушаем. Микрофоны включены, инструмент, — она показала рукой в направлении ряда, где торчали грифы гитар, — выбирайте любой. Не бойтесь и не стесняйтесь, все мы здесь — великие самодеятельные артисты.

— А я и не боюсь, — как можно более уверенно ответила Тамара, хотя в коленях чувствовалась легкая дрожь. — Но мне нужно распеться. Минут десять.

— Конечно, — ободряюще улыбнулась Лариса и, хлопнув в ладоши, прокричала: — Ребята, взяли тексты и освободили сцену. Миша, помоги с микрофонами.

Один за другим студенты, среди которых Тамара узнала и Скороходова, точно поверженные мишени, свалились со сцены в зал и расселись прямо на полу. Пока Трушкин устанавливал микрофоны, она стояла в уголке сцены и, прислушиваясь к звучанию гитары, распевалась.

— Я готова, — произнесла она наконец и вышла в центр.

«Как в детстве, — мелькнуло у нее. — Снова слепит свет и не видно лиц в зале».

— «Призрачный мой роман», — негромко объявила, провела пальцами по струнам, и тут же зал наполнили звуки печальной мелодии.

Призрачный мой роман
Канул в пучину дней.
Могу о нем вспоминать —
И мне не станет больней.
Могу его домечтать.
В том нету ничьей вины —
Фантазий немощный плод
Зачах среди тишины.
Ни в чем тебя упрекать
Не буду. И даже впредь
Смогу, спокойно дыша,
В глаза твои посмотреть.
Ни радость и ни печаль.
Ни давящую тоску,
Ни бесконечную даль
Я больше в них не найду.
При встрече меж суетой
Нам нечего будет сказать —
Мне легче побыть одной,
Чем вместе с тобой молчать.
В мечтах я была с тобой,
Но жизнь не переиграть,
И мне не придется терпеть,
Когда ты мне станешь лгать.

— Ты почему так долго прятал это чудо? — нагнулась к Мишке Лариса, пока шел проигрыш между куплетами.

— Да я сам ее в первый раз осенью услышал! Хороша, правда?

— Да это готовый номер! — убежденно прошептала та в ответ.