Площадь Соловецких Юнг

– Ну не надо ерунду городить…тебя пустили для того, чтобы ты стишки в сети размещал? Да на хрен кому это нужно? В Сети знаешь сколько стишков? Твой Дед в них потеряется, как песчинка на океанском дне, про него никто даже знать не будет.

– Вот это ты точно заметила. Но все-таки несколько человек в день зайдут и прочитают. Что еще поэту для счастья надо?

– Денег – Ася взяла его ладонь и прижалась к ней пышущей жаром щекой – всем нужны только деньги. И поэту для счастья тоже нужны деньги. На них он сможет издаться, купить статьи в газетах, про него начнут говорить. А если все кругом про тебя говорят – ну для чего тогда эта глупость, стихи? Тогда у тебя и так все будет хорошо. Тебя все будут любить, ценить и уважать.

– За что? За то, что у меня много денег? – рука Славы, гладившая пепельные в полумраке волосы, остановилась.

– Да, конечно, за это. За то, что деньги могут дать.

– А что они могут дать?

– Все!

– Вот как? Все? И любовь тоже? Или ее качественную замену, как говорил один литературный герой?

– Ну какая разница. Ты должен быть в центре внимания, тебя должны знать.

– Должны знать артистов и певцов. Кто должен знать презренного охранника?

– Знают тех, у кого деньги. А вот у кого денег нет – тех не знают и презирают. Если бы ты был презренным охранником с большими деньгами – тебя знали и ценили.

– Вот так все просто?

– А ты как думал? Жизнь вообще простая штука. Есть деньги – ты в шоколаде. Нет денег – ты никто.

– Замечательно. Только вот зачем тебе никто? Зачем ты сюда ездишь?

Ася вдруг резко встала, порылась в сумке, щелчком выбила из пачки сигарету и закурила, осветив желтым трепетным огоньком полудетское лицо.

– Я к тебе приехала второй раз только. И если ты будешь хамить, больше не приеду. Это раз. А два – кто тебе сказал, что ты останешься охранником? Ты поднимешься на мой уровень. А на моем уровне бедных нет, и никогда не будет. Вот еще – общаться с неудачниками.

– Вот как. – заинтригованный Слава тоже закурил. – вот, значит, как. Значит, тебе с неудачниками общаться не престижно. И что ты мне приготовила? Палатку с огурцами? Это бы тебе подошло? Палатка с огурцами поднимет меня на твой уровень? А может, ты на мой опустишься?

– Нет, дорогой мой. Человек не должен опускаться. Человек должен подниматься… все вверх, и вверх, и вверх…

Слава посмотрел на нее, посверкивая необъяснимой издевкой в прищуренных глазах и вдруг продекламировал.

– По ветвям, к бананам, где успех,

И престиж… еще один прыжок —

Сотни обезьян стремятся вверх,

И ужасен вид их голых жоп.

– Это еще что? – Ася засмеялась, поперхнувшись дымом.

– Это Губерман. Умный еврей. Сейчас живет в Израиле. У него такие короткие стишки – ядовитые и смешные.

– Вот молодец. И денег заработал, и за рубеж свалил. Что тут делать? Гнить?

– А там? Цвести? – тут же парировал Слава.

– Да. А ты как думал? Знаешь, как там люди живут? Не так, как здесь. Вот что я могу купить?

– Ничего ты не можешь купить, бедняга. А машина, на которой ты сюда приезжала?

– Да что это за машина – сморщилась Ася. – банка консервная, а не машина. Вот…

– А наши машины для тебя вообще ничто?

Ася смотрела на него, широко открыв глаза.

– Наши машины – это вообще не машины. Их просто не должно было бы быть. Как на них можно ездить? Без кондиционера?

– Как бы тебе это объяснить… попроще… вот смотри. Садишься на водительское сиденье, выжимаешь сцепление, ставишь первую передачу, одновременно с газом отпускаешь сцепление… тронулся, потом на вторую…

– Ты за идиотку меня держишь? – ласково шлепнула его по макушке Ася – за дуру? Я в свои девятнадцать лет не знаю, как водить машину? Ты так думаешь?

Слава ухмыльнулся и пожал плечами.

– Ну откуда мне такие тонкости известны? Если учесть, что я за рулем только год, а мне тридцать девять… скорее я дурак. Но я не расстраиваюсь. В твоем понимании я дурак в любом случае – умея я водить, или не умею. Потому что у меня российская машина. Старая, раздолбанная. Зато – ты не представляешь, какая радость, если я на ней проезжаю четыреста километров без поломок!! И…

Он приложил палец к отозвавшимся губам – Ася хотела вставить слово.

– И, самое дурацкое в этой истории то, что мне это нравиться.

– Я ничего не понимаю – Ася смотрела на своего любовника, как на выходца с того света – как может нравиться ездить на громыхающей консервной банке?

– А зачем это должно нравиться? Я в нее могу загрузить все, что мне нужно, сесть и поехать. Если он сломается – я ее, опять же, могу починить на коленке и поехать дальше. Это всего лишь средство передвижения, не больше. И не меньше.

– А скажи… тебе неужели не стыдно на такой машине ездить по городу? Ты же… я же… не знаю… я бы со стыда сгорела…и все крутые тачки бы меня подрезали. Не считали бы за человека.