Плоский мир

 В один из тех самых дней мать принесла с рынка пачку ирисок; я всегда обожал  ириски, но из-за своей причуды и к ним отнесся с недоверием, и когда мама протянула мне фольговый столбик сантиметров в пятнадцать длиной, который состоял внутри из податливых зубу кирпичиков, завернутых в золотинку с улыбающимися кошачьими рожицами, я взял его, покрутил и, нахмурив лоб, осведомился:

 -А я не умру, если съем?

 -Нет-нет, не умрешь, успокойся, - ответила мать. В ее голосе проскользнуло два противоречивых оттенка: машинальность – потому как я уже сотни раз задавал этот вопрос относительно других вещей, - и секундное удивление – ибо она все же не предполагала, что и по поводу ирисок, любимых мною так пылко и всецело, я буду испытывать страх.

Этот разговор происходил в ее комнате; я разорвал фольгу на самом краю батончика и вытащил кирпичик; освободил от золотинки и, сунув ее в нагрудной карман рубахи, - я всегда любил сохранять всякий бесформенный хлам, ибо считал его сокровищем, - стал жевать ириску, радуясь при этом двум вещам: во-первых, она была такая вкусная и совершенно для меня безопасная и, во-вторых, если я открою рот, мама забудет очередной раз пошутить, что я беззубый, - две недели назад я ударился челюстью о стол, и у меня выпал молочный клык, а тянучка теперь скроет образовавшуюся прорезь.

 -Ну как, вкусно? – спросила она, вороша рукой мои волосы на голове.

 -Да, оч-ч-чень.

 -А теперь угости свою маму.

 Я вытащил еще один кирпичик и дал матери, но тут же спохватился

 -Постой-ка, не ешь. Ты уверена, что не умрешь от нее?

 Когда я это сказал, что-то промелькнуло в ее глазах. Она быстро сунула в рот ириску, и вдруг, закинув голову назад, упала на кровать, боком.

 Я закричал:

 -Мама, мама!.. – бросился на нее и, в испуге теребя плечо, захныкал.

 Обман длился недолго – секунды через две мать посмотрела на меня и, засмеявшись, села на кровать.

 -Напугался?

 -Боже мой, с тобой все в порядке? – спросил я с облегчением.

 -Ну да, я просто пошутила.

 -Дай, обниму тебя, - я повис у нее на шее…

 Но все это не так жестоко, как может показаться на первый взгляд.

 Если бы подобный эпизод поместили в какой-нибудь дешевый кинофильм, обязательно после объятий, когда ребенок уже успокоился, показали бы его лицо – глаза прищурены, на лбу глубокие складки. Он сделал какую-то отметку в своем мозгу. Я вот что скажу: мое отгораживание произошло не посредством отметок и засечек на корке головного мозга, кои являются рывками, - нет, оно происходило очень плавно, воспоминаниями, превращавшимися в осадок, который постепенно заполнял мое сердце. Поэтому не было никакого «обиженного лица». Я просто жил дальше, но мое поведение менялось, по инерции, состоявшей из таких же рефлексов, которые заставили мою мать пойти на обман.

 Вычеркнул бы я этот эпизод из своего детства, если бы у меня появилась такая возможность? Нет. Я не жалею, что я такой, какой есть.

 Вечер

 Таня объявилась только к пяти часам; более всего я опасался, что она придет с ним, - и не ошибся. Дверь отворилась, и в прихожую ввалились две фигуры, охваченные не экстазом, нет, - они были просто на седьмом небе! Словно разгоряченные индейские ожерелья сверкали ряды эмалированных зубов, и мне казалось, что две близко наклоненные друг к другу головы обменивались теми самыми кулуарными словами и подтекстами, которые во время повседневной речи настойчиво пристают к оборотной стороне любого намека, разговора или, наконец, слова талантливого оратора.

 -Боже мой, как это было классно! - Таня азартно взвизгнула.

 -Да, и правда, - подтвердил Олег, - ага, вот и Павел. Как у вас дела?

 -Где вы были? – поинтересовался я безо всяких предисловий.

 -На рок-концерте, - с готовностью ответила Таня.

 -На рок-концерте?

 -Да, в клубе. Мы раньше часто шастали по таким местам, верно Таня?

 -Верно.

 -Когда-нибудь она вам расскажет, Павел. Если вы захотите, конечно.

 Я развернулся и скрылся в студии; уже оттуда, как и вчера я мог слышать их приглушенные голоса, только теперь, поскольку я был взволнован, мое ухо улавливало абсолютно все, дословно.

 -Я, наверное, пойду.

 -Шутишь! Раз уж заглянул, оставайся, пообедаем.

 -Нет, я просто хотел проводить тебя. А почему до самого порога?.. Ну… будем считать, что мне просто хотелось еще раз взглянуть на эту квартиру, - я представил себе, как при этой странной, непонятной фразе, Олег невинно пожал плечами, - теперь у меня дела.

 -Опять?

 -Конечно. Не переживай, скоро увидимся.

 Таня вошла в студию. Я стоял у окна, спиной к ней и внимательно бродил по вечернему лабиринту ее отражения на стекле.

 -Куда ты исчезла?

 -Прости, он так внезапно позвонил мне! Пришлось сорваться с места. Хорошо еще, что я сегодня рано встала.

 Я сказал, что весь день искал ее: позвонил на работу, даже несмотря на то, что она теперь в отпуску, - но мне для начала необходимо было обследовать те места, куда я звонил и раньше, а потом уже связываться с людьми менее мне знакомыми, - например, с той ее подругой, которую я видел всего один раз в жизни. Так или иначе, ни одна моя попытка успехом не увенчалась.

 -Я же оставила тебе записку! – возразила Таня.